Гайк Октемберян - Война с НИЧТО. Эта война начинается в детстве и продолжается всю жизнь

«Опять нас обманули… Получается так, словно мы сами себе только работу нашли…»

В течение ДВУХдней после этого НИКТО старался так убивать время, чтобы не попадаться начальству на глаза. ОН решил, что лучше убивать время, которое ТЯНУЛОСЬневыносимо медленно, чем отдавать его какому-то издевательству над собой. Пару раз после того, как «принявшие пищу» уходили строем от столовой, НИКТО заходил туда, словно какая-то работа ЕГО так могла задержать. Четыре дня назад ЕМУ выдали бушлат, потому что уже было достаточно прохладно. И ЕМУ не хотелось, чтобы этот бушлат пропал. Когда НИКТО заходил в столовую, ОН оставлял его в углу у входа, чтобы он оставался в поле ЕГО зрения. Когда НИКТО на третий день зашёл в столовую после того, все остальные уже закончили «приём пищи» и ушли из неё, какой-то майор, дежуривший по части, ПРИВЯЗАЛСЯк НЕМУ из-за бушлата. Этот бушлат ОН уже нёс на руках. И повар на этот раз оказался каким-то ПРАВИЛЬНЫМ :ему, видите ли, никто не давал распоряжений оставлять «пищу» кому-то ещё из находившихся на каких-то работах. НИКТО всё же и на этот раз поел. После того, как НИКТО ушёл из столовой, и половины часа не прошло, когда ЕМУ сообщили, что старшина ЕГО искал. НИЧЕГОхорошего в этом не было и не могло быть. Когда НИКТО подошёл к казарме, то рядом со старшиной увидел того самого ПРАВИЛЬНОГОмайора. – Ты в столовую в бушлате зашёл?! Пойдёшь в наряд! – услышал НИКТО от старшины. – Это тебя я видел в столовой?! – тут же с такой ядовитостью спросил этот майор, словно продолжал находиться во власти какого-то неудержимого желания как-нибудь нагадить. Похоже, для этих ДВОИХуже ВПОЛНЕ могло быть достаточно дать собаке плохую кличку, чтобы её повесить. -Да, – ответил НИКТО. -Вот видишь :какой у меня глаз! Фотографирую!

«Видно некому взять и помять твою поганую фотокарточку…»

НИКТО понимал, что, оказавшись в наряде по столовой, ОН останется там на несколько суток.

«А ведь те остальные до сих пор так и остались в наряде по столовой… Как они всё это выдерживают?…Что же мне теперь ДЕЛАТЬ?…»

Опасение обмана или ожидание чего-то худшего УЧАТхитрости. НИКТО решил сходить в санчасть в надежде отвоевать для себя ещё хоть один день. Там ОН сказал, что плохо себя чувствует и что ЕГО, несмотря на это, поставили в наряд по столовой. Фельдшер измерил давление. – А у тебя, случайн не повышенное давление? – Нет, – солгал НИКТО фельдшеру, который выглядел каким-то ПРАВИЛЬНЫМ. А тот, как сомневаясь в чём-то, решил измерить температуру. НИКТО же стал стараться покрепче сжать термометр у себя под мышкой, надеясь, что это как-то поможет поднять ПОКАЗАНИЕртутного столбика. Термометр ПОКАЗАЛ«тридцать семь и девять». Может, от ощущения какой-то внутренней воспаленнности и какой-то внутренней подорванности температура оказалась такой высокой. -Ты, наверное, простудился. -Наверное. Фельдшер дал выпить какие-то ДВЕтаблетки и выписал освобождение от наряда, которое оказалось не нужным, потому что НИКТО и «отпускника», который был родом из Молдавии, ночным поездом уже было решено отправить в ПРЕДЕЛЫих батальона. Сопровождавший их сержант поехал в бушлате, а НИКТО и «отпускник», раз они были не из этой части, отправлены были без бушлатов, в одном «хэ-бэ». А ночью было очень холодно, и они мёрзли и не выспались. Им мало помогали те матрасы, в которые они старались завернуться.

На следующий день, вечером, НИКТО снова оказался внутри той военной части, из которой уехал четыре месяца назад. Выглядела она какой-то безлюдной, но при этом как что-то уплотнившееся висело в воздухе. КРУГОМбыло чисто. И НИКТО поразился тому, что как от самой этой чистоты ЕМУ стало как-то жутковато. Тут ОН увидел знакомую фигуру, шедшую в ЕГО сторону. Она выглядела какой-то бесконечно одинокой. И у шедшего была такая усталая походка, словно за спиной у него была давившая его громада какого-то невыносимого груза. Тот, кто подошёл, остановился рядом с НИКТО и спросил у НЕГО : – Зачем ты приехал? Пока НИКТО пытался подобрать слова для короткого и ясного ответа, ОН уже был избавлен от необходимости отвечать на заданный вопрос другим вопросом : – Разве там, где ты был, не было лучше? – Было. – Не мог там остаться? – Мог. -Зря ты сюда приехал. Надо было тебе там остаться… Здесь просто мраки. С утра и до самого вечера какой-то дурдом. В клубе я больше не работаю. Сел на машину. В бригаде один работал киномехаником и почтальоном и «залетел» там с письмами. Его сюда и отправили. Замполит меня вызвал к себе и стал мне предлагать СДЕЛАТЬвыбор :или остаться работать киномехаником, или садиться на машину. Я сразу понял, что он так мне предлагает уходить из клуба, чтобы тот занял моё место, и сказал, что мне лучше работать шофёром. Шофёром и в самом ДЕЛЕ лучше :меньше в наряды стал ходить. Ну, ладно… Мне нужно идти машину ремонтировать. Я пойду. – Ладно. Иди. В тот день, за пару часов до вечернего «приёма пищи», НИКТО заметил троих с «фонарями» под глазами :у ДВОИХсиняки были под одним глазом, а у третьего – сразу под ДВУМЯ.

«В этом есть даже что-то забавное… Будущее нам обещают только светлое и к нему идти лучше с ДВУМЯ„фонарями“ под глазами».

Когда на следующий день, утром, НИКТО на строевых занятиях, превратился как в какую-то МИШЕНЬдля тех, кого ОН запомнил бесшумными, тихими и с погасшими глазами. Для НЕГО что-то забавное было в том, что как через какие-то четыре месяца, эти «духи», считавшие себя уже «черпаками», ослеплёнными злобой стали набрасываться на НЕГО.

« ВТОРОЙраз я приехал в эту часть, и ВТОРОЙраз меня с самого начала хотят как заклевать… как в каком-то курятнике. Но они же, всё равно, НЕ ТЯНУТ до того, какими стараются себя ПОКАЗЫВАТЬ».

В столовую опять, как и прежде, каждый раз нужно было идти с песней, которую противно было слышать, которую заставляли петь для того, чтобы она ПОКАЗЫВАЛАстепень подчинённости и степень сопротивления личного состава. Эту песню нужно было петь с тем же постоянством, с каким нужно было чистить предательски окислявшиеся и темневшие латунные бляхи ремней. Эти бляхи должны были блестеть. И вот однажды, когда батальон зашагал в сторону столовой на обед, песню запели на пару голосов меньше, чем обычно. В строю шло больше тридцати человек, а слышно было где-то семь-восемь голосов. Старшина раз за разом стал возвращать строй обратно. У него, по всей видимости, на этот раз появился особый настрой упражнением и ПОВТОРЕНИЕМдобиться того, чтобы сама песня зазвучала ПРАВИЛЬНО. Песня продолжала оставаться всё такой же «жидкой», потому что пели только «молодые». Остальные, большая часть, шли с плотно сжатыми губами и время от времени били в спины «духов», чтобы те пели раза в ДВАгромче, с УДВОЕННОЙсилой, и за себя, и за бивших их в спину.