Вадим Голубев - Изломы судеб. Роман

– В ваших архивах, наверняка, имеется инструкция по охране членов императорской фамилии. Лучше того, что мы тогда написали, вряд ли можно придумать. – сказал Джунковский. – А меня от этого рода деятельности увольте! Стар! Здоровье уже не то: пять лет отбыл в концлагере и до этого арестовывался ЧК. При всем, при том исправно получаю пенсию от Советов, как жертва царизма!

– Как так? – удивился Лебедев.

– В бытность мою товарищем (заместителем – авт.) министра внутренних дел я доложил императору о кутежах и загулах Григория Распутина. В тот же день был отставлен от должности и отправлен на фронт.

– Скажите откровенно: почему не эмигрировали?

– Я считаю себя русским, православным человеком. Мой крест – быть с моим народом. Мое теперешнее служение в храме – тоже мой крест!

После беседы с Джунковским Николай Александрович направился в архив. Инструкция об охране членов императорской фамилии нашлась. Правда, его предупредили, что Ягода один экземпляр приказал доставить ему.

– Товарищ нарком не спросил: сколько у нас экземпляров, а мы не сказали, – ухмыльнулся архивариус.

Лебедев засел за документ. Там, действительно, было все от сопровождения во время пеших прогулок до поездок на поезде. Николай переписывал инструкцию, перефразируя ее. Ягода каждый день требовал отчета. Он внимательно читал написанное Лебедевым и, не стесняясь, сравнивал его с текстом пожелтевшей от времени брошюры. Когда работа была завершена, похвалил, пообещал, что в скором времени будет ходатайствовать о возвращении Коле одного «ромба» и добавил:

– Но вы же знаете Хозяина, Николай. Захочет – вернет, не захочет – мы оба костей не соберем!

Пообещал вернуть «ромб» и Сталин, однако добавил:

– Ты же знаешь Ягоду! У него семь пятниц на неделе. А органы выше меня, и меня проверить могут. Имеют на то право!

Немного оставалось времени у Лебедева на себя. Однако удавалось отдыхать от службы. В те годы началась «дружба» работников искусств и сотрудников органов госбезопасности. Совместные банкеты чередовались с совместными выездами на природу. После них руководители органов разъезжались по квартирам актрис. Для начальников это было не только любовным приключением. Женщин вербовали в качестве осведомительниц. Они охотно доносили на коллег, особенно на соперниц по сцене и постелям высоких руководителей. Для артисток ублажение сильных мира сего ассоциировалось с получением главных ролей, присвоением почетных званий, получением орденов, множеством материальных благ, особенно доступом в спераспределители, где их ждали одежда, обувь, парфюмерия от лучших мировых фирм, деликатесы, покупаемые по смешным ценам. Если же кому-то удавалось затащить в ЗАГС большого начальника, то такая женщина становилась полноправным руководителем театра. Главный режиссер, директор, все прочие «плясали по ее дудку», выполняя любые капризы новоявленной примадонны. До поры, до времени Сталин, любивший бывать в театрах, поощрял такую «дружбу».

Посещал такие мероприятия и Николай Александрович. Статного, худощавого офицера и в то же время сплошную гору мускулов женщины привечали. Однако узнав, что у него есть малолетний сын, тут же охладевали. Оставляли «в резерве», переключаясь на пожилых, одутловатых от пьянства и болезней, зато имевших много «ромбов» в петлицах мужчин. Временами приглашали Лебедева домой, когда покровитель пребывал в командировке или отпуске. Льнули к Николаю и сотрудницы аппарата Сталина, девчата из обслуги Хозяина и других членов Политбюро. На одну такую запал Николай Александрович. Маруся была маленькой, юркой, быстрой, всегда румяной. Она работала заместителем заведующего Отделом писем товарищу Сталину. Поначалу небольшая интрижка, начавшаяся с флирта, переросла в бурный роман. Лебедев не знал, чем привязала его Маруся, однако все больше и больше увязал словно в трясине, перестав бегать по актрисам и пролетарским поэтессам. Точку в истории поставил Хозяин. Он вызвал к себе Лебедева.

– Думаю, что надо тебе жениться! Хватит по актёркам бегать! Все, с кого ты е… – еврейки! Ты – русский и тебе нужна русская жена! Я тебе такую нашел. Да ты, насколько мне известно, спишь с ней. Мало того, она от тебя беременна. Словом, надо регистрировать законный брак и давать фамилию ребенку! Ягода, я слышал, в приемной дожидается. Позови!

Вошел Генрих Григорьевич, щелкнул каблуками.

– Вот, что, товарищ генеральный комиссар госбезопасности, Лебедев надумал жениться. Невеста – человек проверенный, член партии с тысяча девятьсот восемнадцатого года. Служила в штабе Реввоенсовета Республики, позже – в секретариате Ильича, теперь у меня трудится. Думаю, перевести ее в Наркомат внутренних дел. Подбери ей достойную должность и со званием подумай!

– Аттестуем, с учетом опыта и заслуг капитаном госбезопасности, товарищ Сталин…

– У нас Лебедев – капитан. Хватит пока старшего лейтенанта! – прервал наркома вождь. – Ступай, Лебедев делай официальное предложение, а мы с товарищем Ягодой текущими делами по его ведомству займемся.

Свадьбу сыграли по-домашнему: Лебедевы всей семьей, сестра Маруси – Ольга с мужем Николаем Павловичем. Ненадолго заехал Ягода. Вручил конверт с деньгами «на обзаведение хозяйством». Поздравил, выпил рюмку и, сославшись на государственные дела отбыл.

– Мы, Анфия Павловна, найдем общий язык. Мой папА тоже коммерцией занимался, – разоткровенничалась Маруся, когда нарком уехал. – Правда, своего дела у него не было. Служил артельщиком. Покупал для купцов, фабрикантов лес, уголь, прочие материалы. Доставлял их в Питер. Работал хорошо. Всегда сумел сэкономить, купить дешевле, нежели предполагали наниматели. Те при окончательных расчетах, как правило, говорили: «Возьми оставшиеся деньги себе, Федор Иванович! Это – тебе гонорар за труды!» Так, что папА дал нам с Оленькой гимназическое образование. Хорошо жили. Если бы папА не был картежником, открыл бы свое заведение. Потом умерла маман. ПапА проигрался в пух. Пришлось на службу устраиваться. Я трудилась в Питере на телеграфе. В революцию была телефонисткой и телеграфисткой в Смольном. Рассылала по губерниям ленинские декреты «О мир» и «О земле», соединяла по телефону Владимира Ильича и других вождей революции с заводами, воинскими частями, моряками Балтийского флота. Во время Гражданской войны находилась в Кремле, передавала командующим фронтами ленинские директивы.

– Повезло тебе, Маруся, – сказал Николай. – Живого Ленина видела!

– Владимира Ильича я видела только один раз, в девятнадцатом году. Хотя его кабинет был «стенка в стенку» с нашей аппаратной. Порвались мои полусапожки, купленные еще при царизме. Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич дал мне записку в распределитель. Туда же приехали Ленин, Крупская и сестра Ильича – Ульянова-Елизарова. Покупали Ленину ботинки. Долго не могли подобрать. Когда подобрали, Ильич радовался, словно ребенок! Да и цена оказалась более, чем сходной: всего шестнадцать рублей!