Эльвира Абдулова - Освяти и сохрани чадо мое…

И вдруг какой-то звук, слабое пищание, крик о помощи маленького существа заставил женщину оглядеться вокруг. Спустившись еще на несколько ступенек, она увидела что-то, лежащее в коробке из-под конфет. Нагнувшись, она поначалу отпрянула от брезгливости – ей показалось, что это крысенок, лысый и слепой, по потом поняла, что ошиблась, и все-таки взяла его в ладони и увидела, что никакой этой не крысенок, а новорожденный щенок.

– Боже же мой! Как ты здесь оказался? А у меня-то и молока нет! – забеспокоилась хозяйка.

Старое легкое полотенце уложила в коробку и им же укрыла дрожавшее существо. Потом метнулась на кухню и отыскала в холодильнике немного молока на дне стеклянной бутылки.

Малыша начала кормить пипеткой и потом долго наблюдала, как он торопливо и жадно ел, тихонько засыпая, посапывал, разомлев от еды и тепла. Иногда его крошечное вытянутое тельце дергалось, лапки будто бежали, увидев что-то страшное, а потом снова погружались в спасительный сон. Со временем она научилась массировать животик щенка, теплой, слегка влажной тряпочкой, имитируя действия мамы-собаки. Он во сне подергивался и взвизгивал, а через десять дней открыл глаза и посмотрел на Розалию Ивановну с удивлением.

Так в ее жизни появилась Мотя, оказавшаяся через некоторое время длинношерстной таксой, и ее хозяйка долго вспоминала ту ночь и неожиданный подарок, оставленный разве что не под елочкой.

Когда потеплело, Розалия Ивановна с Мотей на руках стала выходить в сад, добираться до магазина на соседней улице, до ветеринара, живущего на другом конце города, постепенно увеличивая маршрут. Мотя послушно сидела на руках или в сумке хозяйки, вызывая улыбку у прохожих, а потом и вовсе, вполне себе самостоятельной собакой бежала рядом. Проблем с ней не было никаких. Вот только когда дома начиналось то, что Розалия Ивановна называла «моим концлагерем», девочка громко лаяла и, сама такая крошечная, пробовала защитить хозяйку.

Как-то летом случилось то, что изменило Мотину собачью жизнь полностью, а Розалии Ивановне принесло только тревогу и лишние волнения.

Дамы грелись на солнышке у ворот своего дома, когда Юрий Александрович, заядлый охотник и рыболов, балагур и шутник, у которого на каждый жизненный случай припасен анекдот, вдруг окликнул соседей:

– Приветствую Вас, Розалия Ивановна.

– Розалия, – недовольно поправила женщина, не любившая обращений по имени-отчеству.

– Розалия! – послушно поправился сосед, – ну, а ты, Мотя, все бездельничаешь?

– Да нет! Наш день начинается рано. Мы уже прогулялись, на источнике были, в магазин сходили. Да, Мотя?

– Не об этом я!… – удивился их недогадливый сосед. – Пойдем на охоту, а? С моей Адой… пойдем, Моть? Тебе уже можно пробовать. Вижу – будет толк с нее, бойкая и выносливая собака!

Розалия Ивановна запротестовала: видела, как вернувшись с охоты, Юрий Александрович находил двадцать, а то и тридцать клещей в черно-белой шерсти своего спаниеля. Ада послушно терпела эту малоприятную процедуру, а потом более двух суток спала, просыпаясь лишь к обеду. Хозяин считал, что спаниель на охоте счастлив, но соседка отнеслась к такому предложению так, будто подошло время отдавать любимого первенца в детский сад, а беспокойная мама не может решиться на такое, пусть и недолгое, но все же расставание.

С самых первых выездов Мотя, очень уживчивая и ласковая, оказалась веселой и активной и раскрыла в себе массу охотничьих талантов. Первоначально Юрий думал научить Мотю работать по утке, лисе и барсуку, но в поисках приключений коротконогая такса как-то залезла в грязную лужу и с удовольствием поплыла, как бегемотик. А впервые увидев озеро, собака с человеческим разумом сама вошла в воду и стала спокойно удаляться от берега. Ада полезла следом, догоняя подругу – делить им было нечего, и девочки ладили. Другим собакам, оставшимся на берегу и лаявшим вслед, Мотя отвечала молчаливым и презрительным взглядом:

– Сами дураки! Всех обгоню и до другого берега доплыву!

Это качество Юрий Александрович решил использовать в охоте на уток. Стал приучать к аппортировке добытой водоплавающей птицы. Мотя плыла с удовольствием, выстрелов не боялась и никогда, даже из самых густых камышей, не возвращалась без утки. Розалия Ивановна от трофеев отказалась сразу: брезглива была до выщипывания перьев и потрошения, потому Мотина добыча доставалась соседям, к их большой радости. Такса возвращалась к хозяйке уставшей и грязной, молча терпела все издевательства и омовения, а потом, как и соседка Ада, погружалась в долгий, восстанавливающий сон. Пришлось запастись жесткой щеткой, чтобы шерсть была гладкой и блестящей.

Однако теперь хозяйка восхищалась своей собакой еще больше, благодарила Господа за такой подарок, а на вопрос знакомых, отчего сегодня гуляет одна, гордо отвечала:

– На работе сегодня Мотя. Завтра вернется. С зарплатой.

Бдительность и отличный слух, мгновенная реакция, умение распознать опасность и бесстрашие позволило Моте быть отличной сторожевой собакой и прекрасной охотницей.

Короткие ноги таксы – преимущество среди других собак и умение пролезать в норы помогли ей прекрасно работать по барсуку. Старые барсучьи норы, рассказывал Юрий Александрович, все равно что коммунальные квартиры, где живут мыши и лисы. Несмотря на несколько запасных выходов, Мотя никогда не возвращалась без добычи. Теперь, завидев соседскую машину во дворе, такса выражала нетерпение, бегала вокруг, перебирая крошечными лапками и шевеля хвостом-антенной. В открытую дверь потренировавшись запрыгивала потом сразу, не дожидаясь приглашения.

– Нет, Мотя, не сегодня. Иди домой. Сегодня у тебя выходной, – шутил охотник.

Ада же была до удивления индифферентна: не сердилась на то, что хозяин гладит другую и ведет с ней задушевные беседы.

– Что за собака! – говорил Юрий Александрович. – Ей все равно! Много у меня было четвероногих – эта первая такая спокойная!

Зато соседский мальчишка, который часто ездил с отцом на охоту, завидев Мотю, обыкновенно кричал:

– Мотя – норная собака! На охоте – забияка!

Но однажды случилось то, что Розалия Ивановна так и не смогла простить соседу и впоследствии на его приветствие сухо отвечала лишь кивком головы.

На лис предпочитали охотиться в дождливую ветреную погоду, когда звери охотно прячутся в своем жилище. Подходили к обнаруженной норе с наветренной стороны, без шума, визга и лая. Все отверстия закрывали сетями, чтобы зверь не прорвался наружу, но одно открытое отверстие было специально оставлено для запуска собаки. Если Мотя подавала голос, охотники в прямом смысле залегали на землю и, приложив ухо, слушали, как работает собака. Помощники раскапывали нору, помогая и подзадоривая собаку, потому что все зависело только от нее – загнать зверя в тупик, откуда их вместе будут откапывать или лаем заставить лису выскочить из норы в приготовленную сетку – кошель, перекрывающую выход.