Макс Байкалов - Непристойные истории. Рассказы про секс

– Так и думала, что ты залип. Фантастическая картина, не правда ли?

Юленька неслышно подкрадывается, с кошачьей грацией опускается Максу на колени, обвивает шею. Смотрит пристально в глаза. Почувствовала, сучка, каким-то своим женским чутьем, что власть ее над мужчиной ослабла. Что выскользнул он из ее хищных коготков в какую-то другую реальность, где Юленьки нет, где ее чары не действуют. И поспешила исправить ситуацию.

Изящная головка склоняется к уху Доломанова. Горячее дыхание, волосы щекочут лицо. И шепот – безупречно просчитанный. Такому позавидует и актриса, пару десятков лет озвучивающая фильмы про роковых красоток:

– Может, сбежим отсюда? Ты говорил, у тебя дома есть хороший вискарь?

ДОЛОМАНОВ слышит, как где-то поет петух. И хотя съемная его квартирка находится во вполне себе многоэтажном доме, неподалеку, как у нас часто бывает, расположены остатки частного сектора. Обычно петухи не досаждают Доломанову, не слышит он петухов, поскольку спит глубоким сном в это время – сколько там на часах? Четыре? Пять? Но только не сегодня.

Сегодня в этот час у Доломанова на коленях сидит голенькая девушка Юля. Точнее, голенькая она только наполовину. Платьице легкое, почти невесомое расстегнуто и спущено на тонкую Юленькину талию. Так что на расстоянии менее полуметра от глаз Доломанова находится великолепная Юленькина грудь. Ах, хороша грудь у девушки Юли Вахрушевой, менеджера по продажам какого-то небольшого туристического агентства в старинном северном русском городке! Аккуратная, упругая, сосочки некрупные изящные по-боевому торчат.

Юленька заразительно смеется, откидывает на плечо распущенные уже к тому моменту волосы. Наклоняет голову, так, чтобы видно было Доломанову открывшуюся изящную шейку. И самое главное, чтобы восхитительное эльфийское ушко видел. Чтобы сполна мог насладиться. А потом вдруг привстает. Приближает свое лицо к лицу мужчины. Губы к губам. Светло-русые ее волосы накрывают уже обоих, струятся по плечам Доломанова. Дразнят его нежным воздушным прикосновением. Девушка проводит по губам Макса остреньким своим лисьим язычком. И только когда поднимается снизу по позвоночнику мощная волна. Когда вспыхивает разноцветными огнями в сердце, а потом, мгновение спустя ударяет в голову. Когда по всему телу мужчины, словно электрический разряд, проходит дрожь возбуждения. Только тогда впивается в губы страстным поцелуем.

Но ненадолго. Вот она уже, смеясь, отталкивает Доломанова, сползает с коленок, садится рядом на диван. Капризно надувает губки:

– Я хочу еще выпить!

И Доломанов, который чувствует себя как изголодавшийся младенец, которому сначала дали сисю, позволили соединиться с матерью-Вселенной, почувствовать благость теплого материнского молока, а потом, не дав насытиться, тут же отобрали, послушно встает, плетется к бару, плескает в стаканы купленный с получки и заначенный до лучших времен «Глен Грант». Отмечая мимоходом, что заначки осталось уже меньше половины бутылки.

«Сколько же мы сегодня выжрали? – посещает вдруг голову Доломанова неожиданно трезвая мысль. – Больше чем по пол-литра в каждого это точно. По шестьсот? Семьсот? Как она еще держится?»

Девушка на диване плотоядно улыбается, манит Макса пальчиком.

ЮЛЯ Доломанову не давала – мучила. Практически сразу, как зашли домой, позволила расстегнуть молнию на платье, затем застежки лифчика. Сама помогла вытащить лиф из-под платья, освободив от лямок сначала одну руку, потом другую. Доломанов тут же облапил голенькую Юленькину грудь, накрыл своей ладонью. Поломавшись еще несколько минут, девушка позволила Доломанову стянуть уже расстегнутое на спине платье так, что оно собралось кольцом на поясе, оголив красотку от плеч и до талии. Распустила волосы, встряхнув своей изящной головкой, и они заструились, заиграли, побежали волной по плечам и рукам. Дала мужчине вдоволь налюбоваться собой. Подзадоривала Доломанова, побуждала его трогать аккуратную свою, почти девичью, грудь – мять, целовать, ласкать язычком. Сама при этом возбудилась нешуточно. Видел это Доломанов по поволоке в глазах, по учащенному дыханию, красным пятнам на щечках.

Но это и все. Большего кавалеру она в ту ночь не позволила.

Двадцатисемилетняя девушка, в животике которой плескался восхитительный купаж из нескольких сортов дорогого вискаря в таком количестве, что свалил бы и здорового мужика, жестко контролировала ситуацию. Решительно отстранила руку Доломанова, которая, проскользнув вверх по голенькой ножке, готовилась нырнуть в трусики. Взяв за запястье, отвела в сторону, посмотрела неожиданно трезвым взглядом в глаза. Заявила тоном, не терпящим двусмысленности:

– Макс, нет. Я не готова.

Помолчав немного и насладившись реакцией обманутого в лучших ожиданиях кавалера, добавила уже тише и мягче:

– Нет значит нет, а не «может быть» или что там еще мужчины себе надумывают. Не сегодня. Мы же никуда не торопимся?

– У нас полно времени, – Доломанов начал понемногу смиряться с неизбежным.

Юленька закрепила успех:

– Я понимаю твое состояние. Если тебе некомфортно, я могу одеться и уйти прямо сейчас. Хотя мне бы этого очень не хотелось. Если же ты обещаешь, что все будет нормально, я бы осталась еще немного.

Доломанов, который уже окончательно успокоился, барски махнул рукой: мол, да оставайся, конечно.

Конечно, Макс Доломанов не был бы Максом Доломановым, если бы не совершил еще несколько заходов на цель. Все атаки на Юленькину честь были тщательно простроены, начинались невинно – издалека. Макс надеялся, что Юленькино опьянение и Юленькино возбуждение, которое было самым настоящим – он видел это! – позволят ему пробить брешь в Юленькиной обороне. Но все эти наступления каждый раз наталкивались на прекрасно укрепленный неодолимый рубеж. Юля Вахрушева вовсе не была ни пьяна, ни возбуждена настолько, чтобы утратить контроль. И она твердо решила Доломанову на этот раз не давать.

Поняв это, Макс оставил попытки. Он успокоился, смирился с неизбежным. И продолжал наслаждаться ситуацией – позволял полуголой девушке сидеть у него на коленях. Сосался с ней с энтузиазмом ангарского подростка. Сжимал ладонями тонкую, но сильную талию. Лапал и мял прекрасную грудь.

«Как же так? – воскликнет какой-нибудь горячий джигит. – Как же можно мужчине все это вынести? Не бросить на кровать, не разорвать трусики и платье. Не раздвинуть сопротивляющиеся прекрасные коленки, оставляя на бледной коже синяки сильными пальцами. Не войти внутрь – грубо, жестко, с победным рыком. Разве не так должен вести себя настоящий мужчина? Разве не этого ждет от него всякая настоящая женщина? Почему он позволяет этой соплюхе над собой издеваться?»