Вера Переятенец - Александриты приносят счастье

Форматорская, это, конечно, условное название, на самом деле там хранились рабочие материалы, небольшие запасы глины и арматуры, в выгороженном помещение находились шкафчики для рабочей одежды, небольшой стол со стульями, где подсобные рабочие устаивали перекур, и, чего скрывать, иногда выпивали. Сам Михаил Ефимович ничего подобного с рабочим классом не делал, соблюдал дистанцию.

Тамара Вячеславовна включила свет на щитке, и они дружной толпой прошли снова через большую мастерскую в дальний угол, где и находилась та самая форматорская. Открыв дверь, все остановились на пороге. В этом помещении среди грязи и пыли, разбросанных кусков гипса, горы пересохшей бурой глины аккурат посредине белоснежной глыбой лежали куски великолепного мрамора, бывшего когда-то скульптурой.

– Ой, Марсик упал и разбился… – Тамара Вячеславовна удивленно смотрела на все это античное великолепие.

– Так, какой Марсик, как разбился, когда, сколько стоит?

– Ну, это не ко мне, я считаю, что всякое искусство бесценно, это вообще не наше, это к Вам Вероника.

– Ну, Вероника, что за Марсик?

– Вообще-то, не Марсик, а Марс, римский бог войны, но не факт, что это он. Это скульптура действительно семье принадлежит, но Алевтина Михайловна его даже в списки не включила, поскольку считала, что он столько весит, что никаких поползновений со стороны племянника даже быть на него не должно. Хотя это, пожалуй, наиболее ценная вещь из всего, что здесь храниться.

– Ну, я бы поспорила с Вами.

– Я имею в виду практическую материальную сторону дела, Тамара Вячеславовна.

– Не отвлекайтесь дамы. Откуда и зачем это чудо здесь?

– Да вы знаете, этот мужской торс в латах и драпировках, возможно, античного происхождения. На худой конец итальянского XVIII века точно. Дело в том, что Михаил Ефимович, до того как ему государство эту мастерскую отгрохало, лет этак сорок назад творил в бывшей оранжерее Юсуповского дворца. Ну, знаете, где сейчас ресторан «Дворянское гнездо» размещается. Так вот, этот торс там еще с XIX века стоял, Юсуповы его из Италии выписали, а Михаил Ефимович, когда оттуда переезжал, решил его потом с собой прихватить, видно мрамор ему понравился, да так и не приспособил не по до что. Он все в бронзе отливал, у него манера работы такая импрессионистическая была, он пластику пальцами чувствовал. Алевтина Михайловна, кстати, собиралась его продавать. Она даже меня просила найти покупателя. И знаете, один человек заинтересовался, на дачу хотел увезти, с ландшафтным дизайнером приходил, советовался. Я не знаю, дал ли он ей задаток, но весной вроде собирался увозить.

– А вы бесплатно работали?

– Нет, Алевтина Михайловна со мной бартером рассчиталась – кашпо отдала одно вполне миленькое. Я подумала, в хозяйстве пригодится.

– Это поповское? – быстро и заинтересованно спросила музейная дама.

– Да нет, то кузнецовское, с зелененькими листьями. Мне как раз под розовый куст вполне подойдет.

– Не отвлекайтесь от процесса, дамы.

– Так, собственно, все.

– Как все, а где он лежал, почему здесь???

– Он не лежал, он стоял, тряпкой прикрытый, а после того, как покупатель приходил, так Алевтина Михайловна его еще и ватником от мороза прикрыла, утеплила, значит. Так что, я думаю, что он не по своей воле упал. Да еще чтобы разбиться…. Странно – ватник вон валяется, а потом, даже если он на бок упадет – ну скол будет. Представляете, сколько он за свою жизнь падал и ничего, а тут как пачка сахара рассыпался. Может, кто-то его так расколол. Только вот зачем? Может тайна какая-нибудь?

– Так, Вероника, успокоились. Пожалуйста, никаких тайн. Может вообще все прозаично. Алевтина Михайловна попивала? – Попивала. Может она с утра тяпнула с случайным ханыгой, тому мало, она больше не дала на опохмелку, той давай колошматить все вокруг, саданул этого Марсика, ну за одно и Алевтину Михайловну, надо кстати проверить ее наличность и сумочку – и сгинул.

– Да нет, там, в сумке триста сорок рублей в кошельке лежат и ключи с мобильником, все не тронуто. Странно, за триста сорок можно много водки купить, еще на закуску останется. А может тут у нее несколько тысяч было, мы же не знаем. Вот никто и мелочиться не стал.

– Умный ты, Серега, не по делу комментируешь.

– Да я так, Сергей Васильевич. Вы уж извините…

– Но Марсик то причем. Разве может алкаш с такой силой ударить – опять пыталась возразить Вероника.

– Ладно, мы тоже умные вон я читал алмаз – прочнейший материал, а его ведь тоже раскалывают, главное в нужную точку попасть, так и здесь человек случайно в нужную точку попал и все получилось.

– Но, а вдруг за этим что-то стоит. Ведь сюда еще дойти нужно до этой коморки и знать нужно, что тут такой кусок итальянского мрамора стоит. Ведь полно же всего что на виду и более хрупкое чтобы разбить можно.

– Да ладно, это уже не Ваше дело, мадам. Я, конечно, проведу экспертизу, а вы пока тут все снимите, зафиксируйте и пойдемте я ваши данные перепишу, потом вызову вы мне протокол подпишите, а вы Вероника, успокойтесь, езжайте домой и с экспертизой поторопитесь.

– А оформлять подписаться где-нибудь надо?

– Мы вас вызовем.

– А можно я все это сфотографирую?

– Господи, да зачем?

– Не каждый раз увидишь такое- старинный мрамор как рафинад на фоне такой грязи.

– Ну, если с эстетической точки зрения… Ладно только быстро, а то мы сейчас тут уже совсем замерзнем.

– Хорошо.

Освещение в форматорской было не аховое, но японская техника и не такое вытягивала. Особых изысков, конечно, не будет, но интересные снимки могут получиться. В конце концов, для чего-нибудь пригодятся. В последнее время у Вероники появилось такое хобби снимать что-то интересное: не совсем обычную жизнь скульптуры, например. Вон осенью, когда они с мамой отдыхали в Чехии, у нее целый цикл получился. Она с таким удовольствием снимала всю эту красоту, что украшает крыши гостиниц, дворцов и просто домиков, что там получились весьма интересные вещи – прямо-таки танцы на крыше. Некоторыми Вероника даже гордилась. Неизвестно во что это выльется, но сейчас ей это было интересно. Если наберется приличное количество фотографий, можно и выставку организовать где-нибудь.

Присев на корточки она начала снимать. Получались очень красивые вещи из серии гибель Марса: вот блестящие мелкие крошки мрамора, а на втором плане кусок драпировки с вертикальными желобками. Прямо как морские волны. Или вот – довольно большая глыба от того, что некогда было латами, хорошо виден орнамент, а рядом – глиняная крошка – чем не пыль веков. То, что когда-то было бедром античного воина, отвалилось самым большим куском, причем внутренняя часть была как-то странно отполирована уступами, и Вероника сняла именно этот ракурс. Внимательно присмотревшись, она обнаружила, что верхняя часть этого куска была покрыта каким-то веществом, будто цементом кусочки его были и на еще остатках от лат. Вообще странно, она думала, что это цельный кусок мрамора. Ведь именно за этим этого Марса когда-то Михаил Ефимович притащил его из юсуповской оранжереи. Выходит, что зря все страданья. Хотя почему бы нет, ведь в свое время все античные колонны были разборные, почему бы и торсы не были разборные, просто так аккуратно было сделано.