Михаил Александров - Честь имею… капитан Волошин. Сборник рассказов

Команда построилась и пошла куда-то между сугробами, превышающими рост человека. Вдруг вдали показались ровные ряды фонарей. Народ оживился.

– Вон, смотри, улицы, значит, жизнь есть, – обрадовался кто-то.

Но, подойдя ближе, все увидели, что за улицы они приняли высокие заборы с фонарями, с вышками и колючей проволокой. На вышках маячили автоматчики.

– А зачем здесь нужно столько музыкантов? – задал уже глупый вопрос длинный парень, идущий впереди.

– Как зачем? – искренне удивился майор. – Вон, смотри, видишь, солдатики на вышках все как один с балалайками?

Он, а вместе с ним и сержанты, громко засмеялись удачной шутке. Больше почему-то никому смешно не было.

Так закончился славный путь в музыканты Сани Волошина и его новых приятелей, и началась служба в конвойных частях внутренних войск.

Шнырь* ШИЗО** Толик Головин, человеком был уникальным во всех отношениях. Взять хотя бы то, что шнырил он уже более половины своего восьмилетнего срока. А это говорит о многом. Находиться на такой ответственной должности столько времени, уже само по себе уникальность. Не в больнице, в конце концов, санитаром работает, где принёс-отнёс, прибрал-помыл и порядок. Быть шнырём, да ещё в ШИЗО, тут особый дар нужен, в первую очередь хитрость неимоверная, чуткость и понимание текущего момента, изворотливость и покладистость. Нужно быть, как минимум, психологом высокого уровня.

Вот подумать, можно ли на такую тёплую должность попасть без протекции кума***? Нет, конечно. Значит с кумом надо дружить. А в чём может дружба заключаться? Понятно в работе. Да не лишь бы что, кум ведь тоже не дурак, пустышкой его не заинтересуешь, результативной должна быть работа, эффективной. Иначе быстро пойдёшь в лесозаготовительную бригаду, ёлки валить, или на погрузку, шпалы таскать. После тёплого места у печки, такая работа смерти подобна. Значит, умел Толик с кумом ладить, раз столько лет в шнырях грелся.

Другую сторону взять. Долго ли на зоне протянешь, если с авторитетами не ладить, маляву**** кому надо не передать, табачку-заварочку в камеру, нужному человеку. Опять ответ ясен, долго не протянуть. Настучат по голове, да так настучат, что ни на что эта голова больше не пригодится, или шкуру испортят, возможно, в нескольких местах сразу. А раз шкура у Головина цела, и голова пока на месте, значит и с авторитетами он ладить умеет.

Ну и фактор менее важный, но тоже не на последнем месте. Дежурные контролёры-надзиратели, разные все, меняются, по сменам заступают. И с каждым надо общий язык найти, показать свою нужность, и даже незаменимость. Напишут, чего доброго рапорт, за какое нарушение, и окажешься в камере в роли сидельца, а дальше опять, или ёлки в лесу, или шпалы на погрузке. Вот и попробуй удержаться на должности долгое время. Толик Головин держался, значит, устраивал всех и человеком был уникальным.

Вчерашний солдат, а теперь прапорщик-контролёр, Сашка Лыков, службу только начинал. Всё ему было интересно, да и поговорить любил, поспрашивать, опыта так набирался. В ШИЗО разговаривать с осуждёнными запрещено, только по делу и по службе, иначе нарушение. Сутки напролёт одному без собеседника, скучно неимоверно. По этому, наличие, шныря Толика, было для Сашки огромным плюсом. К тому же и Головин рассказчиком был, каких мало. Ну, прямо кладезь уголовной, да и просто житейской мудрости. И хотя понимал молодой прапорщик, наученный замполитом и старшими товарищами, что верить осуждённым нельзя, но слушал шныря с интересом и даже с удовольствием.

Начиналось примерно так:

– Головин, тебя за что посадили?

– А вот не поверишь, гражданин начальник, ни за что сижу.

– Так уж и ни за что, четвёртый раз?

– Нет, с точки зрения уголовного права, статью мне конечно подобрали. А вот если по совести, то вопрос спорный. Я ведь худа никому никогда не делал, не убивал никого, не хулиганил, даже не воровал. Мне граждане деньги отдавали сами, можно сказать по доброй воле и с благодарностью. Хотя первый раз сел я ещё по малолетству, за дело. За доброе конечно, но за дело. Мы с ребятами, в детдоме, кабинет директорши подломили. Она подарки там новогодние спрятала, а мы взломали дверь, подарки взяли, да и раздали всем. Отмеряли мне тогда пятёрочку, за доброту, кража со взломом. Отсидел я, вышел и решил попутешествовать, посмотреть великую нашу Родину, города разные. Молодой был любопытный. Работать пробовал, где грузчиком, где носильщиком, специальности то не было.

Однажды познакомился я с хорошим человеком, ювелиром. Великий можно сказать человек, художник, руки золотые. Такие вещи из рандоли выделывал, от золота не отличить, даже пробу ставил. А из бутылочного стекла, настоящие изумруды шлифовал, вот мастер, так мастер. В то время, надо сказать, в ювелирных магазинах товару было не густо, ширпотреб в основном, простенькие изделия. А тут такой специалист, произведения искусства вытворял, и с виду представительный мужик, интеллигентный.

Работали мы с ним так. Захожу в ювелирный магазин, присматриваюсь к покупателям. Примечаю даму, одета хорошо, ухожена, сразу видно, деньги водятся, перстни рассматривает. Подхожу и тоже рассматриваю, и как будто между делом, сам с собой говорю:

– Да, ничего интересного нет, для настоящего ценителя и купить нечего, побрякушки для рабочего класса и трудового крестьянства. Надо опять к директору зайти.

Смотрю, напряглась дама, заинтересовалась, а я отхожу потихоньку. Она за мной:

– Молодой человек, а Вы знакомы с директором?

– Конечно, – небрежно отвечаю, – он друг моего отца, в гостях у нас часто, мама у него иногда покупает вещи, которые в продажу не поступают.

– Ой, а Вы не могли бы меня познакомить, мне так нужно купить подарок для родственницы, а тут, правда, выбрать нечего.

– Ну, не знаю, – начинаю ломаться, для порядка, – как то неудобно, он человек солидный, занятый.

– Вы же всё равно к нему собрались, представьте меня, как свою знакомую, я в долгу не останусь.

– Ладно, – соглашаюсь нехотя, – пойдёмте, что с Вами поделаешь, помогу.

Обходим мы с дамой магазин, и в подъезд, с обратной стороны дома, якобы там, у директора кабинет. А навстречу нам друг мой, ювелир. В шляпе, с тростью, вылитый директор, с портфелем. Я ему:

– Здравствуйте, Иосиф Абрамович, а мы к Вам вот, по делу.

Он важный, торопится:

– Извини, Толик, некогда мне сейчас, в обком тороплюсь, перстень шикарный поступил, надо второму секретарю показать, для жены просил.

Даму в дрожь бросает, как про перстень услыхала:

– Иосиф Абрамович, спасите-помогите, очень перстень нужен, никаких денег не пожалею, будьте столь добры, покажите.

Уговаривает, в общем, она ювелира, и достаёт он из портфеля, шикарный рандолевый перстень, с зелёным, бутылочным стеклом-изумрудом. Ну а дальше, дама отдаёт огромную сумму, с благодарностью и со слезами счастья и становится обладательницей настоящего произведения искусств.