Пётр Леонтьев - Вольнодум

Да, Нинушка могла сказать,
Да так,
Что ни добавить, ни отнять.
И вот, теперь стою —
И глаз мне не поднять.
Я в классе так стоял,
И дома так стою.
И гложет стыд меня,
Не за проступок даже —
За подлое сыновье:
Кто я такой, чтоб тратил
Великий мой Отец
На мелочи мои
Своё здоровье?
Великий мой Отец,
Который жизнь отдал,
Чтоб выиграть войну,
Не спал и голодал,
Меня и всех спасая.
И вот теперь он, глядя на меня,
Через меня ж
Мельчал.
Он так любил меня,
Души не чаял,
И Он, огромный,
Через мелочность мою,
Мельчал и таял.
И я молчал.
Я не заметил,
Как он лёг.
Он нёс свою усталость,
Словно крест.
Усталостью его
Грозил мне Божий перст.
И я у ног —
Его —
Весь виноватый,
Сидел.
Ведь знал я,
Что проступок мой не прост,
Заложен в нём
Предательства крысиный хвост.

За скромным ужином,
Пока я с ним сидел,
В глаза ему смотреть не смел.
И почему-то мучил
Воспоминанием
Простой недавний случай.
К Восьмому марта класс мне поручил,
Чтоб я подарок Нинушке купил.
И думал я совсем немножко:
Купил ей тёплые трусы и поварёшку.
В газеты тот подарок закрутил
И ниткой замотал и закрепил.
Я бережно понёс пакет бумажный:
Отец мой подтвердил,
Что то, что я купил,
Для Нинушки подарок будет важный.
В конце урока наш комсорг
От класса поздравление кудрявое исторг,
И я без чувств почти что был,
Когда на столик перед Нинушкой
Газетный свёрток положил.
От смеха Нинушка
Едва не опрокинулась со стула,
Когда подарок развернула.
Смеялся класс.
А подо мною пол
Куда-то вниз пошёл.
Стоял я перед классом,
Чуть не плача.
Но Нинушка, вскочив, щекой горячей
Прижавшись к носу моему,
Вдруг стала обнимать,
Потом к мальчишкам подбегать и целовать.
И, перецеловав мальчишек массу,
С весёлым смехом выпрыгнула
Вон из класса.

Тот случай был простой, но в голове
Моей светил так ярко!
Наверно, Нинушку никто
Не радовал подарком.
И я узнал потом,
Что в эту самую войну
Погиб отец её
На фронте
И, говорят, в плену.
И тот, кто мне сказал,
Случайно заикнулся:
Мол, хорошо, что Нинушкин отец
Погиб, а не вернулся,
Иначе (это знал и я)
Была б у Нинушки
Предателя семья.
Когда же кончилась война,
Мать источилась горем,
Была совсем больна…
И Нинушка теперь одна.
О Нинушки судьбе
Тихонько все грустили,
И мы малютку нашу
Классом всем
Жалели и любили.

Не мог уснуть я.
Из окна
Мне пела струнами луна,
Лицом своим, как в ризе,
Напоминала Изю.
И в голове неясный звон…
И снился мне тревожный сон…

Беспечно пролетая, край горы
Крылом своим случайно тронут ветры —
Замрёт вокруг земля на километры
От звука скальной, царственной игры.

Так, Изя, золотой еврей-скрипач,
Смычком своим души моей коснулся,
Вошёл в меня тот звук и не вернулся,
Звучит во мне всю жизнь той скрипки плач.

Молитва детства, матери броня,
С божественной игрой соединилась,
И тьма с пути сошла и разъяснилась,
И правда та уберегла меня.

И с детства эта песня надо мной,
Как птица озабоченная, вьётся,
То памятью-крылом меня коснётся,
То будто хочет защитить собой.
Сон памятью-крылом меня накрыл,
Слезой-бальзамом душу окропил…

* * *

Я видел солнцем освещённый двор,
Детей кричащий, неуёмный хор,
Отца и мать, весёлых и красивых,
Любовью озарённых и счастливых.
И я среди детей отцом гордился
И материнской нежностью светился.
И в песнях и в стихах внушали мне,
Что я живу в прекраснейшей стране,
И знал я сам, что лучшей нет на свете:
Не зря кругом поют и пляшут дети.
И дядя Вася, бывший красный конник,
Не зря раскрашивает детский домик,
Бревно условно в лодку превратил,
Он к коммунизму будто с нами плыл.
И, палки обратив в орудий дула,
В пути стреляли мы по кап-акулам.

– Нам акула нипочём, нипочём!
Мы акулу кирпичом, кирпичом!

И – для меня:

Плыл к раю коммунизма весь наш двор:
И хрюканье, и лай, и птичий хор,
Красавец Изя, Брана, хрюшка Машка,
В траве кузнечик, мелкая букашка,
И дворник злой, смешной беляк-холоп,
И даже таракан, и просто клоп.
Ведь в коммунизме будут все равны,
Там всё для всех – прекрасней нет страны.

Глазами я ловил свою любовь,
Девчонку Сару, пел я вновь и вновь:
– Ах, Сара, Сара, Сара-Сарана,
Прекрасная, чудесная страна!
Таёжный край, Хабаровск милый мой,
Ты грезишься мне Сарой-Сараной…

Но дядя Вася говорил не зря,
Что нужно нам держать сухим заряд,
На суше, в море, в океанах выси
Подстерегают вражеские крысы.
Лишь только дом свой люди возведут,
Как крысы набегают – тут как тут.
И крысы хоть, как правило, и трусы,
Но райский пряник, ох, как им по вкусу!
Да, дядя Вася очень мудрым был,
Не зря он в Красной коннице служил…

Но вот она —
Война…
А дальше – испытания метелью хмурой:
В низовиях Амура —
Пронге,
Следом – остров Сахалин.
Места, где всю войну
Мы с мамою скитались,
В душе навеки шрамами остались.
Над каждым шрамом нежностью дрожу,
Любовью-памятью над ним кружу…
Но память-птица мчит меня невольно
В Хабаровск, где отец,
В его войны зимовье.

Фонарь над пристанью. Отец один
Уж сколько лет стоит, нас провожая…
Струну судьбы
Врага рука —
Ошибка роковая —
Рванула. Этот стон
Остался навсегда.
И этот сердца плач
Забыть я не могу:
Гудок прощальный.
Тьма —палач.
Отец на берегу…
Не мог тогда понять
Я собственную мать:
Неужто обстоятельства —
Причина для предательства?
Я спорил, вредничал, кричал,
Впадал в каприз и обвинял.
И сам я весь перед отцом —
Комок вины.
Не признавал я
Обстоятельства войны.
Я отвергал
И голод,
И холод:
Ведь нет мучительнее ада,
Чем муки Ленинграда…

А – на Сахалине
Гремел набат:
Ленинград-
Ад-ад!
А в чёрной мгле, в Хабаровске,
Боролся, знал я, голодал отец,
И я ручонками тянулся,
Хотел вернуть ему венец,
Тот светлый нимб,
Мой талисман любви,
Благодаря которому,
Не видя и лица,
Шестым я чувством
Чувствовал отца.
И мама говорила,
Что чем больше он терпел,
Тем крепче каменел.
И чем он больше каменел,
Тем ярче нимб моей любви
Над ним горел…
О, как я ненавидел злую тьму —
Проклятую войну!
А мама мне:
– Сыночек, спи.
Мы терпим все, и ты терпи.
Придёт и наш звоночек.
Терпи, терпи, сыночек.
Война – крысиный чёрный пламень,
Не по зубам ей веры камень.
Ты видишь, среди злобной тьмы
Все дружно каменеем мы.
Плачь об отце. Твоей слезы,
Нет для врага грозней грозы.
Ведь руша детства долю,
Он рушит Божью волю.
Плачь, мой сынок, и засыпай,
И пусть тебе приснится рай.
Тот рай, что истинно прекрасен.
Забудь про тот, что дядя Вася
Всем вам сулил, детишкам.
Оставь тот пряник мышкам.
Спи, мальчик, баюшки-баю,
И слушай песенку мою.