Владилен Елеонский - Цунами. Дневник офицера внешней разведки

Оказывается, он проверил железного коня, на котором я лихо рассекал по улицам, и выяснилось, что он собран из деталей ранее угнанных мотоциклов. Одним махом капитан раскрыл пять или шесть краж, навесив их, естественно, на меня. Вот такой я сделал ему подарок, а мне вместо благодарности грозило восемь лет колонии. Спасибо, что закрывать он меня не стал, учёл возраст, позволил гулять под подпиской о невыезде, однако переживания мамы оказались хуже тюрьмы. В ответ на мои горячие пояснения, что я ни в чём не виноват, раздавался такой горестный плач, что хотелось зажать уши и бежать из дома, куда глаза глядят.

Следователь мучил меня недолго, мои показания его мало волновали, он их совершенно не слушал, зарывшись очками в моё пухлое уголовное дело, и вскоре отправил материалы в суд. Народный судья Дмитрий Николаевич Яковенко, участник войны, офицер-артиллерист в отставке, внимательно изучил дело и вернул его на доследование. Он не поверил, что пятнадцатилетний мальчик систематически крал мотоциклы в одиночку, не имея ни канала сбыта, ни гаража, ни тайников.

Так в моём деле появился дед Степан, который, как выяснилось, давно следил за деятельностью Свисткова и был очень обеспокоен совращением молодёжи. Торжественно облачившись в свой единственный выходной костюм ещё довоенного покроя, который он надевал только два раза в году, – в День Победы и день рождения товарища Сталина, бдительный дедуля сам, по своей собственной инициативе, явился к следователю. Его показания всё расставили по своим местам. Весь город ахнул, узнав, что Свистков специализировался на кражах новых мотоциклов.

По наводке деда Степана в окрестностях каменоломен оперативники нашли тайный склад, который по-хозяйски основательно оборудовал Свистков. Каких только мотоциклетных запчастей там не было! Именно благодаря тому, что дело вёл судья Дмитрий Яковенко, Свисткову, как вору-рецидивисту, дали десять лет колонии строгого режима, а меня освободили от уголовного наказания за отсутствием в моих действиях состава преступления.

После всего случившегося Роберт понял только одно, – ему, в самом деле, позволено делать всё, что он захочет. Парень продолжал жить в своё удовольствие, катал красивых девчонок на пляж, и мы со Спицыным решили отомстить ему самостоятельно, коль милиция и суд бессильны.

Когда я увидел его мотоцикл – ярко-красный, с мягкими чёрными кожаными сиденьями, великолепными зеркалами заднего вида, никелированными боками бензобака, – у меня заныло сердце. Конечно, на Яве-250 Роберту было легко покорить сердце Любы. Двигатель мощностью двенадцать лошадей, бак на тринадцать литров и скорость почти сто двадцать километров в час просто сводили с ума.

Он оставил его у металлического гаража, а сам пошёл домой, как видно, решил перекусить, время было как раз обеденное. Пока он шёл через двор и поднимался к своей квартире на втором этаже великолепного многоквартирного дома, Спицын вставил дубликат ключа, который ему когда-то давно, хвастаясь, одолжили погибшие пацаны Свисткова, завёл двигатель и уехал к обрывистому морскому берегу, где я поджидал его. Вместе мы скатили мотоцикл вниз, в своём последнем прыжке он летел красиво.

Этот угон вызвал в городе очередной переполох. Многие видели, как Спицын оседлал злополучную Яву, и Кузьмин задержал его, однако вскоре выпустил.

– Свидетели путались в показаниях, и следователь, зная судебную практику Яковенко, не стал рисковать, – с загадочной улыбкой сказал Сергей. – Дело прекращено. Забудь о нём, а сыночку зажиревшего папаши будет урок!

Лишь через много лет я узнал истинную причину чудесного освобождения Спицына от уголовной ответственности, однако нет смысла забегать вперёд. Мы добились главного, – Роберт прекратил катать красивых, но глупых девчонок на пляж.

Я шёл к Любе героем, а она со слезами на глазах вдруг попросила меня оставить её в покое. Вот когда мне впервые довелось понять, что красивая внешность представительницы прекрасного пола может резко диссонировать с обликом её души. Люба была похожа на свежий полевой цветок, а душа её напоминала чахлый росток на пропылённой безжизненной целине.

Вскоре она переехала в другой город, навсегда покинув славный полуостров Крым, даже не попрощавшись со мной. Она оказалась очень красивой, но самовлюблённой девочкой, не способной на выражение простой признательности. Видимо, история с Робертом сильно испугала её родителей, поскольку он, нисколько не смущаясь, хоть и без мотоцикла, однако продолжал приставать к Любе с недвусмысленными предложениями, а за квартирой постоянно следили какие-то подозрительные юркие оболтусы.

А затем у меня начался новый важный жизненный этап. После окончания десятилетки я предпринял попытку поступить в геологоразведочный институт, так как моя криминальная история, пусть и со счастливым концом, подпортила биографию, и мои документы, направленные в военное училище, якобы где-то затерялись, однако вдруг совершенно неожиданно провалил экзамен по профильному предмету – физике, хотя она всегда была моим любимым предметом.

Год был потерян, пришлось идти работать в службу электрических сетей, где я многое познал о людях, электротоке и разнообразных возможностях практически мгновенной гибели от него. С утра до вечера наша бригада разъезжала по району, обслуживая трансформаторные подстанции и монтируя высоковольтные сети электропередач. «Тока нет там, вот зараза, а ты, Сашка, – фаза, фаза!» – что-то подобное я слышал почти каждый день.

А через год я поступил в высшее военно-морское училище на факультет БРАВ и МП – береговые ракетно-артиллерийские войска и морская пехота, на этот раз мои документы были успешно приняты, видимо удачно составленная характеристика с места работы заслонила неприятный эпизод нахождения под следствием. О своём выборе никогда не жалел, детская мечта стать офицером по-прежнему была со мной, и успешно окончил учёбу в семьдесят третьем году, после чего был направлен для прохождения дальнейшей службы в войска Балтийского флота. За год до выпуска я женился на Татьяне – дочери офицера истребительной авиации, с которой живу до сих пор с тысяча девятьсот семьдесят второго года, однако как мы с ней познакомились, – отдельная история.

А мечтам Серёжки Спицына стать офицером было не суждено сбыться. Он мчался на какой-то Яве, не знаю, где он её раздобыл, наверное, угнал, неосторожно выскочил на перекрёсток и попал под колёса воинского грузовика, нёсшегося на предельной скорости.

Тёмно-синяя фланелевка (форменная рубаха), синий матросский воротник, чёрные суконные брюки, широкий кожаный ремень с латунной пряжкой и хромовые ботинки, – вот что пять лет я носил, поступив в училище. Голову украшала фуражка-бескозырка с лентой и кокардой в виде красной звезды в обрамлении золотистых листьев, мы её звали крабом. В белых перчатках с автоматом на груди перед строем своих сверстников, в присутствии начальника училища, преподавателей, курсовых офицеров и мамы, она стояла в толпе приглашённых родителей и плакала, я принял присягу, и потекли мои курсантские будни.