Владилен Елеонский - Цунами. Дневник офицера внешней разведки

Я вовремя успел сильно толкнуть его, и он, отлетев, попал задом в смрадное жерло открытого мусорного бака. Коротышка кинулся ко мне с явным намерением сунуть нож под ребро.

Дальше всё получилось автоматически, до сих пор удивляюсь, как у меня так ловко вышло. Я упал на руки и сделал подсечку. Он кубарем покатился по асфальту, а лезвие жалобно зазвенело в сырой темноте. Грабитель потянулся к нему, чтобы поднять, однако я наступил на нож каблуком, и он поспешно ретировался, а Долговязый исчез во мраке на мгновение раньше.

Я подобрал нож, это была великолепная, хотя и самодельная финка с отливающей узорами рукоятью из берёзового капа янтарного цвета и впечатляющим клинком не менее двенадцати сантиметров в длину с лёгким скосом-щучкой, имевшим чрезвычайно острую заточку. В ножах я стал хорошо разбираться ещё со времён занятий в спортивном клубе, к тому же у отца хранилась замечательная ещё прадедовская коллекция охотничьих клинков, поэтому заставить себя выбросить такой замечательный нож в мусорный бак не сумел.

Девушка тихо подошла ко мне сзади и тронула за рукав. Я обернулся, и наши глаза встретились.

В этот волнительный миг мне вдруг стало понятно, о ком я мечтал всю свою сознательную жизнь. В те дни библиотекарь рекомендовала мне познакомиться с произведениями Ивана Ефремова, я как раз читал роман «Таис Афинская», и на миг мне показалось, что это именно она явилась из глубины таинственных веков, встала у мусорного бачка в тусклом свете покосившегося уличного фонаря и с восхищением посмотрела на меня. В её взгляде не было ни замешательства, ни страха, ни чопорности, ни показной манерности, она смотрела прямо, открыто и искренне.

– Благодарю вас, вы – герой…

– Просто они не были настроены драться, им ваши бусы были нужны.

– Надо же, решила, наконец, что стала взрослой, первый раз в жизни надела подарок бабушки, и на тебе! Пойдёмте, я вас познакомлю, только ничего не говорите о том, что произошло, у неё слабое сердце.

Знакомиться хотелось вовсе не с бабушкой, однако у меня хватило ума проявить терпение и такт, чем я горжусь до сих пор. Выяснилось, что Татьяна отправилась на концерт Шостаковича, куда её пригласила бабушка, – между прочим, известный в городе искусствовед.

Когда в сгустившихся сумерках мы подошли к арочным дверям и ионической колоннаде справа от башни со шпилем, сухонькая женщина с ухоженными седыми волосами, девичьей фигурой, чётко очерченным лицом и проницательными синими глазами повернулась к нам.

– Танюша, милая, сколько можно ждать? А, понятно…

Она оценивающе окинула меня с ног до головы, и щёки Татьяны сделались пунцовыми.

– Бабушка дорогая, это мой новый знакомый Александр, он проводил меня, ты знаешь, фонари горят не везде, и мне, честно говоря, было страшновато.

– В таком случае вот ему награда. – Замечательная женщина протянула нам пригласительный билет на две персоны. – Тем более, что я тысячу раз слышала этот концерт и знаю в нём каждую до диез, а вам будет полезно, и надеюсь, ты будешь возвращаться домой не одна, иначе я буду волноваться.

Так мы познакомились с моей будущей женой, она мгновенно заслонила весь мир женщин, все они, кажется, вдруг воплотились в ней, и это ощущение остаётся у меня до сих пор. Почему так произошло, я не знаю, может быть, потому, что главная женщина моей жизни, моя мама, скончалась незадолго до этого происшествия.

Через неделю меня поставили в наряд, и Алексею пришлось идти в город одному. В центральном парке у памятника Феликсу Дзержинскому его избили двое неизвестных, забрали часы и испугали девушку, с которой он только что познакомился, да так, что её увезли в больницу на карете скорой помощи.

Увидев окровавленного потерянного Алексея, я, несмотря на запрет командира, отправился в город после отбоя, когда все легли спать. Алёша увязался со мной, хотя я его отговаривал.

Бог бы с ними, с часами, однако их подарил Лёше дядя, – лётчик-штурмовик, участник войны, получивший тяжёлое ранение под Кёнигсбергом, ставшим вскоре Калининградом. Часы были золотыми, однако они стоили дороже золота, – столько, что никакими деньгами не оценишь.

Помимо этого, возникал вопрос, – кто будет следующей жертвой? Нет, грабителей следовало срочно остановить!

Никого бить я не собирался, был уверен, что блатные сами всё поймут, главное дать намёк, а в том, что здесь присутствовал их почерк, я не сомневался. Алексей рассказал, что они вели себя нагло, по-хозяйски, будто здесь, в городе, все их боятся, и вообще все им должны.

– Будь осторожен, Саша, у них заточки!

Я сразу вычислил похожих субъектов у входа в Матросский клуб, – один долговязый и сутулый, как знак вопроса, а второй приземистый, корявый, цепкий, как терновый куст. Они маячили у колонн, прошивая волчьим взглядом пёструю публику, значительно поредевшую к полуночи. Хорошо одетые парни и девушки обходили их стороной, и им, похоже, это нравилось.

Увидев нас, грабители двинулись стеной, засунув правые руки в наружные боковые карманы модных пиджачков, и я похолодел. Это были те самые типы, которые едва не ограбили Таню!

Я широко и очень приветливо улыбнулся, чем сильно их озадачил. Они остановились, и мы с Лёшей приблизились к ним вплотную.

Долговязый сверкнул своими лоснящимися от слюны острыми зубками.

– А, это ты, краб!.. Опять приковылял малину портить?

– Смотрю на вас, парни, и думаю, у каждого своя дорожка, а как повернётся, никто не знает. Может быть, лет эдак через двадцать…

Сам не знаю, почему назвал эту цифру, однако как в воду глядел! Они недоуменно приоткрыли кривые влажные рты, а я продолжал, как будто ничего не замечая.

– Да, лет через двадцать вы при делах на шикарных лимузинах по проспекту Гагарина поедете, а я в обтрёпанной форменной тужурке со звёздами на погонах и выцветшими медальками на груди замру на обочине, грустно глядя грозному чёрному кортежу вслед.

– Ты, краб, это… забыл чего?

– Я к тому, что делиться надо, а по-тихому у вас сегодня не получится!

Мы с Лёшей стянули с поясов морские ремни с увесистыми бляхами. Наш отчаянный вид и вполне здравые слова, кажется, подействовали, не круглые же они идиоты, в самом деле! За шум, который сейчас поднимется, их ждёт наказание от кураторов. В то, что они действовали так нагло на улицах города по своему собственному почину, я не верил. Им следовало замять дело, однако я не подозревал, насколько эти вёрткие типы были уверены в своей безнаказанности, поэтому недооценил их как противников.

– Я тебе говорил, – пугающим басом сказал Долговязый своему напарнику.

– Говорил, – покорно согласился тот фальшиво тонким голоском.

И они одновременно напали на нас, стараясь одним махом сбить с ног. Ох, поддали мы им в тот вечер от души!