Владилен Елеонский - Цунами. Дневник офицера внешней разведки

Все мои успехи стали неудачами, а обычные недоразумения, неизбежные на любой службе и в любом деле, превратились в непростительные дисциплинарные проступки. Такого-то числа я пропустил политинформацию, тогда-то вовремя не явился на доклад, в прошлом месяце без уважительной причины отсутствовал на офицерском собрании, а на прошлой неделе нагрубил подчинённому. Формально эти факты можно было интерпретировать как угодно. Кадровика нисколько не интересовало, что на политинформации я не был, потому что находился у зубного врача, на доклад задержался, так как непосредственный начальник вызвал, а подчинённому сделал суровое замечание, поскольку его несуразные привычки обязательно приведут когда-нибудь к порче дорогого оборудования.

Вряд ли было необходимо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, куда плывёт дело. Кадровик подводил под неполное служебное соответствие, а следующим этапом планировалось моё увольнение из рядов военно-морского флота. Мало бывших морских офицеров трудится в нашем доблестном народном хозяйстве?

Поразительно, однако, мой непосредственный начальник не мог противостоять явно тенденциозной компании по моей дискредитации. Кадровик продолжал рыть катакомбы под меня и без устали расставлял мины-ловушки, а что бы я ни делал, всё оказывалось не в мою пользу. При этом он постоянно намекал, что я сам во всём виноват. По тому, как у него загорелись глаза, стало понятно, что мне удалось, того, конечно, не желая, привнести необычайное оживление в его безрадостное канцелярское существование, и теперь каждое утро он шагал на работу, как на праздник.

Нервы натянулись до предела, и у меня, в самом деле, начались проблемы с подчинёнными, начальниками и в семье. Видимо, на том и строился незамысловатый психологический расчёт. Теперь кадровик фиксировал вполне очевидные факты, к тому же появились довольно странные ранее не имевшие место поводы для выпивки, причём отказаться было нельзя, – тогда друзья-сослуживцы просто прекращали со мной разговаривать, и нервы, в конце концов, не выдержали.

Я послал в задницу всех махинаторов, карьеристов и интриганов, причудливо смешавшихся в моём воображении в одном флаконе, и накатал рапорт на увольнение по собственному желанию. Начальник отдела кадров пригладил тонкие волосики на лысине, его чёрные усики довольно встопорщились, он посмотрел на меня как удав на кролика, тихонько взял документ и, не произнеся ни слова, бережно положил его в несгораемый шкаф.

Ничего не изменилось. Увольнять меня, оказывается, никто не собирался, а служба с каждым днём всё больше и больше стала напоминать настоящий ад. Дальше так продолжаться не могло, однако что делать, я не знал. Денно и нощно перед глазами проносилась моя жизнь, вспоминались разные острые эпизоды, иногда всплывало встревоженное лицо отца. Интересно, а как он поступил бы на моём месте?

Я стал вскакивать с постели по ночам, пугая жену, и вдруг в одно такое кошмарное раннее утро мне привиделся сон, который в действительности был воспоминанием. Я снова увидел себя на пляже рядом с неистово бушующим морем, отец держит меня на руках, и я словно с небес слышу его голос.

– Стихия любит, когда с ней разговаривают, Саша.

Очнувшись в холодном липком поту, заснуть я больше не смог, и в тот же день двинулся в отдел кадров к моему мучителю. Усевшись прямо перед ним, я стал рассказывать свою биографию, однако так, чтобы он понял, почему я стал морским офицером.

История моего отца, фронтового разведчика, прошедшего всю Великую отечественную войну с самого первого дня и не получившего ни одной царапины, даже контузии не было, а когда хоронили, люди, которые несли его боевые награды, выстроились в длинную колонну, кадровика, кажется, нисколько не впечатлила. Роль сыграл совершенно неожиданный момент.

Я вспомнил, как мы с товарищем детства спасли из Аджимушкайских катакомб девочку, при этом наши мальчишки-проводники погибли от взрыва коварной фашисткой мины-ловушки, и вдруг на глазах моего неприступного слушателя выступили мутные слёзы. Оказалось, что ему вовсе не пацанов жалко, – просто его дядька, которого очень любила его мама, был пограничником и погиб в сорок втором году в этих каменоломнях.

Наш поначалу сухой, строгий и достаточно официальный разговор, начатый в кабинете, закончился тёплой и задушевной беседой у него на кухне за рюмкой чаю. Загадочная улыбка вдруг тронула его сиреневые губы.

– Хороший ты парень, Александр Васильевич, однако пойми меня правильно, отстать от тебя я не могу. Система! Она, как чудовищный кит, съест любого, не знаю, понимаешь ли ты, о чём я говорю. Мы для неё планктон, улавливаешь? Пока что могу отправить тебя во внеочередной отпуск, это я организую, однако после отпуска готовься к увольнению. Хочешь, сделаем по состоянию здоровья, а? Будешь упрямиться, получишь волчий билет – с ним тебя нигде на работу не возьмут.

По пути в Палангу с её замечательными сосновыми лесами, белоснежными пляжами и изумрудным Балтийским морем мы с женой заехали в Калининград и на первом этаже Дома культуры моряков в ресторане «Бригантина», который в народе именовали «Бригадой», совершенно случайно встретились с Серёжей Спицыным. Я чуть под стол не свалился, увидев своего друга детства, шагавшего прямо ко мне с широкой белозубой улыбкой!

Мы долго трясли друг друга в объятиях, точь-в-точь как герои фильма «Офицеры». Оказалось, что Спицын – моряк заграничного плавания и сейчас как раз сохнет на берегу.

– Сергей, мне сказали, что ты погиб!

– А я, как видишь, жив.

– Выжил после дорожно-транспортного происшествия?

– Можно и так сказать.

Его туманные ответы насторожили, однако я не успел толком ничего расспросить, – вся в слезах прибежала бывшая одноклассница моей жены, она как раз была в Калининграде проездом, и мы договорились встретиться.

– Саша, Ирина погибла!

Ирина была их общей подругой с детства, не так давно она переехала в Калининград, успешно трудилась в бухгалтерии ремонтно-строительного управления, и вот такое несчастье!

У моей Татьяны слёзы навернулись на глаза.

– Как погибла?

– Вчера пошла на обед, её машина сбила насмерть, водитель скрылся.

Моя жена, а вместе с ней и я со Спицыным буквально онемели.

– Какой мерзавец, мать вся почернела от горя, – продолжала быстро говорить подруга. – Я с ума схожу, надо найти этого подонка, ребята! Милиция ничего не делает, только изображает, что ищет.

– А вы знаете, где её сбила машина? – вдруг спросил Спицын, когда наступила зловещая тишина.

– Прямо у крыльца ремонтного управления, где она работает… работала, это напротив пельменной… О, я сейчас с ума сойду!