Инна Рогачевская - Большой мир маленьких историй. Миниатюры

Луна осветила темную аллею по которой отважно постукивали высокие каблучки. Фонари добавили к цвету её волос тёплой желтизны.

Звёзды, ну что звёзды, они просто-напросто отказались принимать участие в ночном «кошмаре» и не вышли из-за туч. Небо, за час до происшествия, залитое звездными потоками, светящимися ночными островками, рассержено задвинуло шторы-тучи, отказавшись от участия в заговоре. Оно обвинило луну в меркантильности, тупости, тщедушности, предательстве, в пособничестве палачу, обозвав соучастницей преступления. Луна рассердилась, плюнув на всех последней серебряно – молочной каплей, скрылась за горой.

Городские власти неожиданно решили экономить на электричестве, отключив в городе свет. Фонари замерли на полу-вздохе, медленно угасая. Всё погрузилось во мрак: город, одинокая аллея, девушка и песенка. Но, то ли девушка оказалась не из робких или ранее никогда не слышала о преступлениях – петь не перестала, наоборот запела ещё громче. Её звонкий голосок эхом блуждал в темноте, отбиваясь от стен, деревьев, взлетал к облакам, и не находя там жизни, возвращался на землю.

Зверь наслаждался преследованием. Он прикрыл глаза, разрешая себе предвкусить вкус молодого тела, его предсмертные судороги, кровь на клыках, мольбу в глазах жертвы. Он будет неумолим, беспощаден.

Неожиданно он рассердился.

«Почему именно она? Хороша, жаль до слёз!»

Но жертва избрала себя сама. Он её не приглашал в это безлюдное глухое место, где обычно поджидал жертву!»

От досады был готов вцепиться клыками в свою руку, но подумав о боли передумал. Палачу запрещено думать о боли, чувствах жертвы. Его предназначение карать.

Она была в шаге от него. Он протянул руку в чёрной перчатке, чтобы схватить её за горло, сзади, но девушка вдруг повернулась к нему лицом.

– Слава Б-гу. Как я вам рада! Я уже стала бояться звенящей тишины и пустоты аллеи.

Он опустил руку в полной растерянности.

Первый вариант неожиданного нападения на жертву сорвался, по причине жертвы.

Они шли рядом по пустынной, парковой аллее. Палач искоса бросал на жертву взгляды.

– Не боитесь?

– Уже нет. Вы рядом! У меня было чувство, что за мной следят. За каждым кустом виделись глаза. Вам знакомо это ощущение? Неприятное. Мурашки по коже. Можно я возьму вас за руку?

«Самое время», – подумал палач, обхватив девушку правой рукой, левой, пытаясь схватить за горло, повалить на землю, а потом…

Он ничего не успел сообразить. Она зажала его мёртвой хваткой, крутанула, перекидывая через себя. В его локте и спине что-то хрустнуло.

– Осторожно, вы чуть не упали! – воскликнула жертва, поднимая своего палача на ноги. – Смотрите под ноги, так можно и голову расшибить. Хорошо, что у меня реакция быстрая.

И вторая попытка потерпела крах.

«А может, ну её. Тоже мне жертва. Каратистка чёртова. Руку сломала, как пить дать – сломала».

Рука болела, распухая на глазах. Но азарт не покидал. С одной стороны, сомнения одолевали в правильности выбора жертвы, с другой – жертва была так соблазнительно хороша, что отпустить её на свободу, оставив в живых, не представлялось возможным. Она превращалась из жертвы в опасного свидетеля.

Неожиданно пошёл дождь.

«Хорошая примета, – дождь смывает все следы», – подумал палач, предвкушая, следующий шаг.

У девушки светились глаза. Она остановилась, сняла с ног туфельки и зашлёпала босыми ногами по тёплым лужам. Темнота будто радовала её, хотя какая девушка не боится темноты? Промокшее платье прилипло к фигуре, резко обозначив на груди взбухшие соски. Он завыл. Оскалив клыки, бросаясь на жертву. Луна не преминула взглянуть на картину нападения. Звезды, высвобождая серебристые головёнки из надтреснувших туч, с интересом и ужасом наблюдали за происходящим. Ветер, а что ветер? Блудливый шалун, «беспокойное хозяйство», когда он оставался в стороне? Пробежав с десяток метров вдоль аллеи, замер, не мешая, не возражая, не воя – молча стих в ветвях деревьев.

Он нежно целовал её губы, сжимая в объятиях тонкий девичий стан. Она отвечала на его поцелуи робко, потом жарче, страстно.

Они шли, держась крепко за руки.

– Закат, зачем ты следишь за мной?

– Закат всегда следит за своей Зарёй, как ночь за рассветом, утро за днём, час за минутой, годы за веками, палач за жертвой.

– Палач за жертвой, – повторила она, вдумываясь в смысл сказанных слов. – Кто из нас жертва, кто палач? – спросила, улыбнувшись спутнику.

– И я, и ты. Закат безнадёжно влюблённый в Зарю, жаждущий целовать её губы, пить их с нежностью до умопомрачения, последнего вздоха. Обнимать её тонкий стан, целовать глаза, перебирать шелковые пряди волос, держать в объятиях и никогда, никогда не расставаться с ней.

– И ты, и я, – вторила она, прижимаясь к нему всем телом.

Она обвила его шею тонкой рукой, приникла губами к его зовущим губам.

– Тебе пора, мой милый, палач. До завтра. До встречи. Я буду ждать тебя, как год назад, вечность назад, час назад в нашей аллее.

Палач и жертва.

Он каждую ночь казнил её за то, что под утро терял, наказывая себя и её за то, что был не в силах уберечь от разлук.

Она казнила себя за несвоевременность рождения, жертвенно принимая разлуку, даря свою любовь в короткие минуты счастья, отведенного двоим, не требуя взамен вечности.

Тень, зацепив другую плечом, прошлась по ней, не удостоив вниманием. Даже: «Простите», – не сказала.

Вторая, оскорблённая тень не промолчала, изменив положение тела, резко повернулась к обидчице спиной.

Первая тень и не подумала принять брошенный спиной вызов. Она его проигнорировала, удалившись под сень дерева, растекаясь по мягкой траве, как ковру.

Трава почувствовала, что её обозвали «подстилкой» и используют по данному назначению, прогнулась под тенью, пытаясь от неё избавиться, уколов единственной росшей колючкой в мягкую часть. Но, то ли тень была тяжела весом, то ли мягкая часть была не так мягка, жалкие травяные потуги успехом не увенчались. Наоборот, тень перевернулась на живот, опустив нос в пахучую траву, поглаживала её мягкие волоски ладонью. Траве стало чертовски приятно. Давно её никто не нюхал, не ласкал так нежно. Всё больше ногами мнут, топчут, а тут….

Вторая тень, потоптавшись на солнце, утомилась от жарких лучей и собственной неприкаянности. Провела ладонью по вспотевшему лбу, вытерла руку о штанину и с безразличным видом направилась под тень единственного дерева. Опустившись на землю, прижалась к нему спиной, делая вид, что второй тени для неё не существует.

Тень на траве, заприметив соперницу села, поправляя причёску. Взбила кудри, выбивая из них заблудшие травинки. Трава возмутилась. Она битый час работала стилистом по имиджу причёсок, украшая эту голову, вплетая во взлохмаченные кудряшки зеленый сор, а глупая тень не оценила её стараний. Тень занялась совершенно другим делом. Вместо того, чтобы продолжать благодарно поглаживать траву, за предоставленное мягкое ложе и не только, она поправила, одёрнув короткое платьице, стараясь натянуть его на колени. Но, то ли колени у тени располагались слишком низко, то ли платья не хватило дотянуться до них – оно подпрыгнуло, показав траве белые трусики.