Дмитрий Гаврилов - Амнезия. Сборник рассказов

Далее страдалица горько проревела отведённое приличиями время на подставленном Тамарой Суворовой плече и решительно истребовала содействия в скорейшей выписке и возвращению супруга домой, где, как доподлинно известно, и стены помогают.

– Я здесь живу? – взгляд вошедшего рассеяно заскользил по видавшей виды прихожей.

– Не узнаёшь? – Полина Ермолаевна уже привычно всхлипнула, достала из рукава отреставрированной прошлым летом нутриевой шубы носовой платок и промокнула красные от слёз и почти недельного недосыпа глаза. – И меня совсем позабыл!.. Ну же, шевели мозгами!!

– Простите, не могли бы вы говорить на полтона тише, – робкая просьба мужчины неловко повисла в воздухе. – Очень голова болит.

– Я твоя законная супруга Поля… Полина, – забормотала Кузяева. – А ты мой муж Слава… Святослав… Ну?!

– Это я уже понял из вашего эмоционального рассказа в клинике, – мужчина страдальчески наморщил лоб. – Но и вас, и это жилище я вижу впервые.

– Во, блин, загнул: «Жилище»! Слово-то какое противное!! Это твой отчий дом, между прочим!!! Родителей своих помнишь? Мама – Алевтина Егоровна. Папа – Илья Зосимович.

– Зосимович? – собеседник было оживился, но вновь впал в прострацию.

– Горе ты моё луковое! – женщина запустила пятерную во всклокоченную шевелюру Святослава Ильича. – Снимай куртку, иди в ванную, мой руки.

– Это куда?

– Левая дверь всегда была… Господи, за что же мне такое наказание?! – отправила запрос Всевышнему Полина Ермолаевна и принялась истово молиться.

– Дорогие друзья! – начал вступительную речь владелец фотостудии Аркадий Агафонович Безродный и торжественно поднял фужер с бюджетным шампанским. Его, как и водку, он приобрёл со скидкой в сетевом супермаркете неподалёку, а администрация ресторана любезно закрыла глаза на принесённое с собой спиртное. – Надеюсь, вы позволите мне вас так называть?

– Да-да, конечно! – за столом одобрительно закивали.

– Спасибо. Право, я тронут! – руководитель сентиментально оглядел присутствующих и, не дав нахлынувшим чувствам вырваться наружу, продолжил. – Так вот, эта предновогодняя пора наполняет меня одновременно и горем, и радостью. Горем оттого, что наше ателье, увы, закрывается.

– Как? Почему?? Не может быть??? – наперебой заголосили сотрудники.

– Ещё как может, – бизнесмен глубоко вздохнул. – К моему глубочайшему сожалению, кризис докатился и до нас. Мы – в глубочайшем минусе, и это, как говорится, факт. Платить за аренду и вам за труды, отчислять в фонды и тэ-дэ больше нечем. Финита ля комедия!

– А радостью почему? – более не ожидая ничего путного, тем не менее поинтересовался Святослав Ильич.

– Радостью? Какой радостью?? – Аркадий Агафонович в недоумении покосился на уже почти бывшего подчинённого.

– Вы только что сказали, что эта пора наполняет вас и скорбью, и радостью? – пояснил фотограф.

– Ну как же… Потому что перед каждым из нас открываются новые горизонты! Мы пойдём по неизведанным тропам и, верю, преуспеем! Но поодиночке. А пока мы вместе за одним столом, давайте веселиться! – закончил на мажорной ноте директор и влил в себя шипучку.

Остальные не разделили оптимизма оратора. Молча и сухо выпили. Кое-кто даже поморщился.

– Э-э-х, хорошо пошло! – Безродный мигом уловил в присутствующих тоску-печаль и, предвидя неудобные вопросы, прибег, как ему казалось, к верной тактике. – А теперь, любезные мои, не подбросить ли нам в топку водочки?

– Водочка – это, конечно, прекрасный напиток. Я бы даже сказала – божественный, но как быть с зарплатой за декабрь? – обозначила проблему уборщица Олеся Адамовна Казакевич и, не дожидаясь остальных, махнула-таки рюмашку. Эта женщина хоть и знала толк в питии, по причине чего всё президентство Медведева проходила с торпедой под правой лопаткой, но определенно имела принципы и ценила денежные знаки выше банальной поллитровки. – И как вы собираетесь нас рассчитывать? С содержанием за два последующих месяца и отпускными? Иль уклоняться планируете?

– А действительно! Как? – поддержала её бухгалтер-совместитель Пудовая Лидия Аристарховна и смачно откусила от большого красного яблока. – То-то вы от меня бегаете, поручение в банк не подписываете…

– Что ж вы такие агрессивные-то, Господи! – Безродный картинно простёр к небесам руки, по пути чудесным образом успев и налить себе, и накатить до дна. – Разве я вас когда обманывал?

– Да! – смело предъявил обвинение Святослав Ильич и с общего блюда переложил себе в тарелку почти всё мясное ассорти. – В восемьдесят пятом вы не заплатили мне – простому советскому школьнику – обещанные за прополку вашего огорода три рубля.

– Так ты ж его так и не прополол!

– Как это не прополол? – дабы не поддаться пущему возмущению, Кузяев тоже, но в успокоительных целях, откушал беленькой и совершенно без аппетита закусил ломтиком ветчины под толстым слоем аджики.

– Да очень просто! – стоял на своём Аркадий Агафонович. – Да и вообще… Ничего такого в помине не было! Не надо тут всякие небылицы выдумывать. Тебя это не красит!

– Вот-те раз! – подивился Святослав Ильич наглости оппонента и остроте падающего в пищевод кавказского соуса. – Он мне бабок торчит со времён царя Ирода, а не красит это почему-то меня… Где логика?

– Да! Где? – мигом солидаризировалась с коллегой Лидия Аристарховна и потянулась за остатками спиртосодержащей жидкости.

– Э, финансы, секундочку! – Олеся Адамовна отлила очередные пятьдесят грамм, передала сослуживице обмелевший сосуд и, чеканя каждое слово, проинструктировала пробегавшего мимо юного официанта. – Ты, сынок, неси сразу литр, чтобы ноги не стереть: чай не казённые.

– Вы вроде как с собственным спиртным… Или я ошибаюсь? – халдей покосился на спонсора-распорядителя.

– Совершенно верно. У нас ещё целых две бутылки есть! – встревожился за свой кошелёк Аркадий Агафонович. – Правда, чекушки, но… Не выливать же их потом!

– Что вы чушь несусветную несёте, товарищ директор? – встряла уборщица. – Выливать… Кто ж вам позволит?! Они в любом случае не пропадут. Просто всему своё время. Тащи, хлопчик, как велено. И пулей!

– А мне – коньячку, – облизнулся носитель детских обид. – Ноль-пять. Армянского. И харчо.

– Ну-у, погнали черти вороных! Может тебе ещё текилы с лобстером? – насупился Безродный. – Пойду я, пожалуй…

– Сидеть! – синхронно вырвалось у сотрапезников промеж чавканья.

Безродному никто не посмел бы дать семьдесят три. Максимум – шестьдесят. Мощным торсом вдовец не обладал, да и росточку был среднего. Однако благодаря многолетнему моржеванию он чувствовал себя достаточно сносно, чтобы по выходным и праздникам нарушать режим умеренными возлияниями и предаваться элегантному разврату в компании барышень из общежития Ордена Трудового Красного Знамени ткацкой фабрики «Пролетарка» имени лётчика Коккинаки.