Ольга Онищенко - Жизнь прожить – не поле перейти…

«Интересно, кому понадобилось здесь обклеивать стены?» думала девочка. Вдруг ящик заскрипел очень сильно и несколько дощечек сломались под Маней. Она встала, попыталась выровнять их, они не поднимались. Тогда она решила ящик приподнять и вставить эти дощечки изнутри. Маня потянула ящик на себя, под ним оказалась какая-то тряпка грязная, она зацепилась за ящик и Маня увидела под грудной какого-то мусора уголок чемодана. Она начала быстро разгребать мусор и перед её взором оказался маленький военный чемоданчик. Где-то она такой же недавно видела. Немножко отойдя от шока, Маня попыталась его открыть и вдруг над ухом прозвучало:

– Что ты тут делаешь?

Она резко повернула голову к двери и увидела… Васю.

– Чего ты сюда одна притащилась и ещё с больной ногой? А если бы тебя не я нашёл?

– А как ты меня нашёл?

– По следам, Маня по следам.

– Вась, я нашла чемодан. Кто его и, самое главное, зачем его спрятал.

Вася тоже спустился в каморку. Присел на корточки возле находки и попытался открыть. У него ничего не получилось, но уличное детство не забывается. Он пошарил в груде мусора и вытащил оттуда ржавый, гнутый гвоздь. Что-то сделал им и чемодан открылся.

Внутри было пусто. Вася постучал костяшками пальцев по крышке чемодана, потом по дну и прошептал:

– Есть.

Маня, не мигая, смотрела на друга. Что-то зашелестело и звук вспоротого дна в чемодане, казалось, оглушил всю округу. Но то, что увидели дети в тайнике, вообще лишило их дара речи. Это были паспорта. Много. Немецкие.

– Ваааася, что это? Вась, я боюсь. Вась, пошли отсюда, пожалуйста, – зашептала Маня.

Вася вдруг встрепенулся. Начал засовывать паспорта в потайное дно чемодана.

– Маня, клей, нужен клей. Я разорвал подкладку. У тебя остался хоть какой?

– Надо поискать. Пошли скорее. Вась, вдруг хозяин этого чемодана сейчас придёт?

– Маня, иди домой. Найди клей. Я спрячусь на крыше и буду следить. Главное, чтобы хозяин чемодана не понял, что кто- то нашёл тайник. А потом… Потом надо будет сообщить. Куда следует.

– А куда следует?

Ну, не знаю. Бате скажу сначала.

Маня с Васьком быстро как могли, вылезли на крышу и вдруг они с ужасом поняли, что снег на крыше… И их следы остались тоже. Они переглянулись.

– Вась, что делать? Нас поймают и убьют? Да Вась?

– Ну-ка, не ной. Никто нас не убьет. Мы в советском государстве живём. А в советском государстве детей не убивают.

– Но документы ж немецкие.

– А ну, бегом, сказал тебе, за клеем. И прекрати панику создавать, пионерка называется.

…Уже второй час дети сидели в засаде. Им необходимо было узнать, кто прячет немецкие документы. Оба они понимали, что в городе, видимо, орудуют диверсанты и предатели, которые готовятся к встрече с фашистами в Москве, когда захватят столицу. Но в это они не верили. Но никто не пришёл ни в ту ночь. Ни в следующую. Прошло несколько дней. Никто не приходил.

Очередная ночь выдалась очень тяжелой. Немец бомбил. Несколько зажигалок Вася и Маня скинули с крыши. Им помогал дворник, дядя Юра. Мотались по крыше всю ночь, иногда прятались в укрытие. Немец приближался все ближе к Москве. Вдруг одна из зажигалок упала на крышу в том месте, где дети нашли чемодан. Она аккуратно скатилась по лестнице. Вася кинулся как тень молнией за ней. И на мгновение застыл. Дверь каморки была открыта. Багор валялся. Внутри все пространство осветила луна. Медлить было нельзя, и чуть ли не в последнее мгновение зажигалка полетела с крыши на землю, где соседки бабули засыпали её песком. Вася вытер лоб и чумазый и уставший заглянул в каморку. Там ничего не было. Ни ящика. Ни чемодана. И стена была ободрана от газет.

– А ведь там было что-то написано, какие-то цифры и буквы, – услышал сзади голос Мани Васек.

Маня разболелась. Ее положили к бабушке в больницу. Первые дни она помнит смутно, высокая температура, кашель. Врач сказал, что у нее воспаление легких. Когда Маня приходила в себя, то видела родное лицо бабули. Она гладила ее по головке, целовала ручки, меняла компрессы на голове и Маня забыла, что была война.… Когда девочка пришла в себя, вспомнила, что творится вокруг и так ей стало горько, что захотелось плакать. Скоро она стала подниматься с кровати и гуляла по палатам, знакомилась с такими же больными. Однажды дождливым вечером познакомилась с солдатом, который был ранен под Москвой, и попал в эту же больницу, теперь это был госпиталь. Вокруг города велись ожесточенные бои, раненые поступали и поступали. Звали солдата дядя Гриша. С ногой у него была беда, стала намного короче, и он сильно хромал. Солдатская служба его закончилась, но возвращаться было некуда. Семья погибла. Да и сам он чудом остался жив. Что с ним произошло, никто не знал. Обычно солдатские байки в палатах с охотой рассказывали раненые. А он молчал. Часто солдаты и санитарочки называли его «молчуном». Зато подружился с Маней, она ему напоминала его «донюшку», Вареньку. В начале войны не стало ее вместе с жинкой, эшелон под бомбы попал, так и не доехали.

В госпитале он пролежал с конца лета и вот в первые ноябрьские дни его выписали. Идти ему было некуда. Пошёл к главврачу и попросил устроить его на работу в госпиталь. Когда Наталья Ивановна, главный врач госпиталя, спросила, кем он хочет работать, он ответил:

– Мужиком. Мужиком буду работать. То что почти одноногий я, не смотри Наталья Ивановна. Мужская сила то и умение всегда пригодятся. Не могу я без дела. Раз фрицев бить теперь не судьба, не отсиживаться ж мне за бабскими юбками. Работать буду. Делать что ль по хозяйству нечего. Ты не боись, Наташа Ивановна, я мастеровой.

Маня тянулась к нему, ей не хватало отцовского внимания, а он большой человек с усами тянулся к ней. Бабуля видела это и предложила дяде Грише жить в их квартире, пока были пустые комнаты, да и не так страшно было оставлять Маню одной, почему-то бабуля доверяла Григорию.

Холодным ноябрьским вечером собирались домой Маня и дядя Гриша. Ходить ему было тяжело. Но сидя, мог сделать что угодно, хоть табуретку починить, хоть новую сбить. Несмотря на это, у него была одна мечта.

– Мань, а далеко отсюда завод «Серп и Молот»?

– Вообще-то, далековато. А что? На метро почти час. А так как ты ходишь, то почти невозможно.

– Дааа. Жаль, – притих дядя Гриша. – Друга хотел навестить. Где живет, не знаю. А вот работал он на заводе. А может на фронте он? Так хоть спросил бы адрес, у него сынок вроде был. Хоть письмецо написал бы. Когда-то он меня спас. Обязан жизнью ему. Думаю, может это судьба меня в Москве поселила, чтоб должок отдать. Может помощь ему, или его семье нужна.

– А у меня сосед там работает. Правда, домой давно не приходил. Живет на заводе почти всегда теперь, – грустно рассказывала Маня. Она сидела на стуле, раскачивая, ногой и как мороженое языком лизала кусок сахара, – А сын его, Васек, мой друг.