Майя Новик - Шесть дней Всемирного потопа

К этому моменту мы с Алексеем занимались мотоциклами шесть лет. Шесть лет мы каждую зиму проводили в гараже за бесконечными переделками и капремонтами «Уралов», и мне потихоньку все это стало надоедать. Пусть завзятые уралисты меня простят, но после потери мотоцикла и грандиозной и поразительно немногословной ссоры с товарищами туристами (ссора не стала менее грандиозной от молчаливости ругающихся сторон), хотелось немного радости, немного отдыха. Хотелось на время перестать греметь ключами в гараже и беззаботно поездить, поколесить по нелегким дорогам страны. На других посмотреть, себя показать…

Так что нам нужны были японские мотоциклы.

Купленный «по случаю» маленький «Кавасаки Эллиминатор» с объемом двигателя в двести пятьдесят кубиков и, казалось бы, «сказочной» мощностью в сорок «лошадей» меня не спас: ну что это такое после шестисот пятидесяти кубов и двухсот пятидесяти килограммов громадного, синего, как далекое сказочное море, «Урала»? Пшик и ничего более. Велосипед, мопед, скутер, дырчик. Ездить нам нем – легко, не ездить – тоже. К тому же единственное, где можно было без опаски колесить на этом мотоцикле, было асфальтовое шоссе.

На второй сезон я просто отказалась на нем ездить. Неинтересно. Все, точка. Продать, добавить, купить что-то другое. Но – мне пришлось подождать. Дело в том, что Алексей, поездив на «Кавасаки», быстро смекнул, что даже убитый японский «старичок» во много раз лучше только что отремонтированного «Урала», и решил продать свой «Соло» 3 3 «Соло» – «Урал-Соло», мотоцикл производства ИМЗ без коляски. , и далее поступить по той же схеме: продать, добавить, купить. И я уступила первенство ему. В конце концов, он столько сделал для меня, что было бы непростительным грехом тянуть супружеское одеяло на себя. Оно могло не то чтобы порваться, но – затрещать. А это в мои планы не входило.

Сказано – сделано. Мне удалось продать печальную историю утопления моего героического «Урала» в суровой северной реке немцам. Оказалось, немцы любят сентиментальные истории про медведей, наводнения и тайгу. Больше всего их заинтересовали фотографии: парняги с яростными синими глазами, со свирепыми славянскими физиономиями, в распахнутых телогрейках, в военных кителях, в тельняшках, в расхристанных строительных подшлемниках, на древних мотоциклах с овальными, зелеными ветровиками, бесстрашно бросающиеся в обезумевшие от паводка дикие, горные реки: сплошная экзотика!

Я получила от них заветную «штуку евриков», но все же то и дело задумывалась, рассматривая фотографии, я хотела знать: о чем, собственно говоря, думали бюргеры, глядя на коренных сибиряков, чьи деды в свое время разгромили сильнейшую в мире армию? Или они предпочитали вполне политкорректно не вспоминать о былом?

Гонорар был по европейским меркам небольшим. Наш друг Мика Кун, отец которого был немцем, а мать – финкой, что всегда забавляло Алексея, ведь наши деды воевали с родителями Мики по обоим линиям, а внуки спустя пятьдесят лет ездили вместе на мотоциклах и пили пиво, размышляя о вечном, сказал, что редактор, как и следовало ожидать, настоящий гонорар зажилил, но это меня, впрочем, не особо расстроило: при хроническом безденежье и это – хлеб. На таком расстоянии кулаками махать на пользу еще никому не шло. Это выслали, – и ладно.

Алексей продал свой «Соло». Я до самого конца не верила, что он его продаст, потому что не было в жизни ничего такого, что он любил бы больше, чем свой мотоцикл. И вот надо же – расстался. Впрочем, он, как заботливый хозяин породистого скакуна, сам, лично, присмотрел нового владельца мотоцикла – знакомого парня двадцати двух лет.

«Не дурак и задоручием, вроде бы, не страдает», – такой вердикт вынес он и оказался прав: ухоженный «Соло» вот уже несколько лет исправно возит своего второго хозяина по Ангарску.

Итак, мы сложили наши «капиталы», добавили то, что удалось накромчить за зиму, и «гордо расправив крылья», стали смотреть по сторонам в поисках нужного эндуро.

Все было как всегда, то есть не так, как хотели мы. Мы хотели шестисоткубовую «Икстэху» 4 4 «Икстеха» (жарг.) – мотоцикл YamahaXT600 , но в салонах были только сухопарые «стаканчики» 5 5 «Стакан» (жарг.) – двигатель объемом в 250 см3 . Поэтому пришлось купить то, что не планировали. В двух тысячах километрах от Ангарска, в Новосибирске в салоне «Новосиб-Мото», стоял «старичок» «Ямаха Тенери» 6 6 «Ямаха Тенере» – Yamaha TenereXT600Z , и бегал этот старичок по земле, если верить продавцам, уже 16 лет. Алексея он загипнотизировал. Делать было нечего, пришлось отправиться за «телушкой» в другой город.

Приехав на место в душном, тесном вагоне, упревшие и задохнувшиеся, голодные и уставшие, мы с надеждой стояли на просторной, чистой привокзальной площади Новосибирска. Термометр в семь утра показывал плюс двадцать девять. Если бы не бочоночек аппетитного мате́́, который я одолела в чайной, я бы, наверное, упала в обморок от жары еще до обеда. Умные все же люди, эти южноамериканские индейцы, такой волшебный напиток придумали!

Света в салоне не было. Сидеть не на чем, купить попить или поесть – негде. Ну а мотоцикл… Что мотоцикл? Сразу стало ясно, что он старше на три года, что в двигатель кто-то лазил: прокладка под головкой цилиндра была вырезана из паронита, что спидометр скручен, (а кто его нынче не скручивает? Только Алексей!). Мотоцикл явно барахлил: норовил заглохнуть на малых оборотах. «Механикусы» из мастерской пытались исправить дело: что-то крутили, меняли свечи, но результата это не давало. Я сидела на рюкзаке и тоскливо смотрела в распахнутые двери салона на раскаленный асфальт, на автомобили, нестерпимо сверкающие под неумолимо горящим, как ксеноновая фара, солнцем, которые неслись по шоссе. В сумраке душного мотосалона бело-красная «Ямаха», горбатящаяся огромным баком, больше похожая на слона, чем на мотоцикл, выглядела угрожающе. Когда я взглядывала на нее, то испытывала приступы робости, но понимала, что все уже решено: Алексея «несло».

Дело было в том, что он любил все мотоциклы без исключения. Его часто звали друзья посмотреть мотоцикл при покупке и оценить его техническое состояние. Зря они так делали, они не знали, бедные, что это было бесполезно: Алексей не мог сказать про мотоцикл, что тот – «плохой». Для него все без исключения мотоциклы были хорошими. Он относился к ним, как, наверное, любящий свое ремесло конюх относится к породистым лошадям. Мотоциклы «на ходу» были «хорошими» конями, а к неисправной или поломанной технике он относился, как к зауросившей или заболевшей лошади, с сочувствием и пониманием. С заупрямившейся лошадью нужно было договориться, найти общий язык, а заболевшую – вылечить.