Алексей Челпаченко - Козацкий шлях

– Забавы? – очнулся Чгун и огляделся вокруг невидящим взором. – Да какие, панич, на Сечи забавы? – с досадою пробасил козак. – Разве добыча зверя да рыбы? Ну, ещё молодые козаки затевает скачки об заклад, стрельбу по фигурам и рубку на тупых саблях. А сивочупринное, степенное рыцарство любит, лёжа на боку, курить тютюн, играть в кости да слушать лирников, а не то нанятый вскладчину хор церковных певчих. Да, вот ещё: в воскресные дни, после праздничной церковной службы, курени, затевают на майдане промеж себя многолюдный кулачный бой, в коем, ежели ты лантух 185 185 Ла́нтух (укр. ла́нтух) – неповоротливый, неловкий, неуклюжий человек, увалень. , то могут приколотить и до смерти…

Молодой поляк не нашёлся что сказать, услышав о таком сомнительном увеселении, и только удивлённо покрутил головою.

– Да наперёд говорю паничу, меня в кулачном бою на Сечи ещё никто не одолел! – тут Панас не без гордости показал Яну свой чудовищный кулак.

Здесь до Януша начало доходить, что простоватый с виду запорожец, которого он уже было записал в дурни, ничего полезного ему не поведал.

– Ты бы, Панас, рассказал о статутах 186 186 Стату́т – здесь употреблено в значении «закон». принятых в Войске! – желая навести козака на нужную материю, сказал Ян с некоторой досадою.

– Так то паничу до Ша́мы надобно, бо вин у нас голова, и ему решать, шо́ паничу можно рассказать, – довольно усмехнулся Чгун.

Януш, мысленно посулив тугому запорожцу чёрта, пришпорил коня и, догнав Шама́я, едущего в челе, обратился к нему с тем же.

«Голова», которому молодой поляк глянулся, внимательно посмотрел на тонкую шею Яна с выпирающим кадыком, перегнулся в седле и достал из сумы пресную лепёшку, завёрнутый в чистую тряпицу изрядный шмат сала и вяленого леща размером с полено. Дух от сала с чесноком, смешанный с острым запахом солёной рыбы пошёл такой, что у поляка рот тотчас наполнился клейкой слюною.

Отхватив кинжалом добрый кус сала, Шама́й накрыл его лепёшкою, приложил рыбу, и без слов протянул всё это паничу.

Юноша, поблагодарив, поднёс было руку ко лбу, но вспомнив, что и креста католического уж нет на нём, смешался и сделал вид, что поправляет шапку.

Шама́й усмехнулся в ус и медленно заговорил, подбирая польские слова:

– Кош Низовой – суть Войско Божье Запорожское, в корене своём имеет козаков запорожских…

– А как вступают в козаки? – давясь и с трудом прожёвывая, спросил Януш.

– Вступить, панич, можно только в говно. В козаки не вступают, поступают на Сечь, в Войско. Козаком не можно сделаться, козаком надобно родиться, ибо козак – это кровь, племя то бишь, таковое же как, к примеру, лях либо литвин. Уразумел?

– А откуда вышли козаки запорожские?

– Откуда вышли? – Шама́й неожиданно расхохотался, так, что ехавшие сзади и тихо напевавшие песню запорожцы удивлённо замолчали. – Из тех же ворот, что и весь народ! Матерь от козака родила…

– А те козаки, что по всей украинной Руси, по всем южным воеводствам живут, с вами, с запорожцами, единокровны? – бубнил набитым ртом юноша.

– Мы одной матери дети… но… – Шама́й нахмурился, и тень набежала на его лик, – братья наши на волости, сделавшись оседлыми и начав кровь мешать с кем ни попади, из воинов переродились в земледельцев, скотоводов и торгашей, – Шама́й презрительно сплюнул. – Бабиться с жёнами, торговать, пахать землю и пасти свиней – не дело рыцарства. На Запорожье уважение зависит не от величины добра, а оттого, коим образом оно тебе досталось.

– А то правда, прошу пана, что на Сечи безбрачия придерживаются? – забрасывал вопросами Януш.

– То так, – подивился Шама́й неожиданному повороту мыслей панича.

– Отчего? Разве вы, мосьпане, чернецы?

– Сеч воюет, почитай, непрерывно. А война сватает только со смертию. Оттого, рыцарство запорожское, до холостой жизни страстное и по старожитному обычаю не признаёт брачных уз. Дабы совершенно выполнить долг козацкой жизни, надобно совсем отказаться от всех семейных обязательств, ибо по слову Апостола Павла сказано: «Не оженившийся печется о Господе, а оженившийся – о жене». От бабы и в раю человеку житья не было, а на Сечи ей и подавно делать нечего! Истый сечевик может обжениться, только когда с разрешения кошевого совсем оставит Сечь. Но это бывает весьма не часто, ибо до таковой поры мало который доживает. Те же несчастные, которые имеет жёнок, скрывают это, боясь насмешек, презрения и поражения в правах, ибо таковых, невзирая на заслуги, лишают голоса и изгоняют из Сечи.

– Весьма сурово! – поперхнулся Ян.

– А как панич себе думал?! – Шама́й протянул юноше пляшку с горилкой.

– Посвятивши себя единственно делу рыцарства, мы неохотно занимаемся чем-либо иным, кроме оружия, но, имея нужду в ремеслах, купле и продаже нужных вещей, рукодельях и искусствах разного рода мы дозволяем некоторым козакам обжениться и заниматься этим, но с тем, чтобы таковые, вместе с женами и детьми жили вне Сечи, на хуторах. Эти изгнанники составляют особенное, подданное сословие. Прозвище им – сидни, зимовчики либо гнездюки. Им дозволяется селиться в пределах Запорожья и заниматься скотоводством, ремёслами, хлебопашеством, промыслами и торговлей. Но их главная обязанность – кормить Сечь. Выставляют их и в бекеты и на кордоны, обязывают чинить на Сечи строения, но на войну призывают только в исключительных случаях. Но уж тогда, невзирая на семью и хозяйство, они обязаны тотчас явиться в Кош, с добротным военным снаряжением и, имея при себе всё необходимое для похода.

– А как же, милостливый пан, племя ваше не пресекается, коли вы женщин чураетесь? – подивился Ян возвращая наполовину опорожнённый сосуд.

– А кто мешает запорожцу дитя та́к прижить? – хмыкнул Шама́й. – На Руси бессчетно вдов и девиц, которые никогда уже не будут выданы замуж.

– Отчего? – не понял поляк, несколько осовело глядя на Шама́я.

– Оттого, что поруганные, порушенные во время войн и набегов. Хотя обычай и не дозволяет приводить на Сеч женщин…

– А я слыхал, что вы с набегов на Крым и Анатолию берёте женщин, – неожиданно перебил Шама́я Ян, которому крепкий козацкий сикер ударил в голову.

– Хм… – опешил Шама́й. – Бывает. Всё что добыто с боя, будь то оружие, конь или ясырь, ежели только он не нашей веры – всё дуваниться промеж товарищей честно. И уж коли досталась тебе полонянка, твоё дело, ка́к с нею поступить. Коли она знатного или богатого роду – можешь затребовать за неё окуп 187 187 О́куп – выкуп. , а нет, так убей либо продай или обменяй, а хочешь – так отпусти. И вмешиваться в это не в праве хотя бы и сам ясновельможный пан кошевой. Ежели удаётся довести полонянок до Запорожья, то их частью покупают жиды-перекупщики или знатные ляхи, а частью некоторые козаки без огласки селят по хуторам. Только я тебе, Януш, наперёд скажу, я этого не одобряю! Возня с бабами приобретению веса в среде честного рыцарства не способствует. Всякая баба, по моему разумению – ведьма…