Марина Важова - Похождения бизнесвумен. Книга 1. Крутые 80-е

– Меня зовут Гоги, это моя комната, – сообщил он, и, увидев, что я спешно собираю вещи, уточнил: – Эту ночь она в полном вашем распоряжении, я только пришёл познакомиться и сказать, чтобы вы закрывались на ключ.

Он уселся за стол, понизил голос и добавил:

– Вы же понимаете, это мужская гостиница, здесь не бывает женщин. Вот они и бесятся.

– Кто бесится? – испугалась я.

– Да эти абхазы, кто ж ещё! – как неразумному ребенку пояснил Гоги.

– А вы кто? – поинтересовалась я. Для меня они все были на одно лицо.

– Я грузин, это совсем другое, здесь почти все грузины, но есть несколько типов… Я бы их никогда не пустил сюда! – Гоги разгорячился и ударил кулаком по столу.

В дверях незамедлительно показалась тётя Паша:

– Ты зачем сюда пришёл, тебе ж было сказано! Ну-ка, отдай ключ, ишь, с вахты стянул… Не волнуйтесь, моя дорогая, спите спокойно, я ключ вот сюда спрячу, – и с этими словами тётя Паша засунула протянутый Гоги ключик в глубины необъятного лифа. Зря она ему показала, где ключ, место не очень надёжное, – подумала я, – остаётся уповать, что её здесь боятся.

Ночь, слава богу, прошла тихо, только фонарь за окном сильно скрипел и раскачивался от ветра. Утром, когда я шла по коридору в душ, краем глаза видела, как из дверей выглядывали какие-то личности, но никто слова не сказал, видимо, авторитет тёти Паши здесь был силён.

В издательстве «Малыш» встретили очень приветливо, Нехорошев позаботился. Посмотрев мои иллюстрации к «Свинопасу» Андерсена, тут же предложили «Гадкого утёнка». Если эскизы понравятся, со мной заключат договор. Ура, ура! До чего всё прекрасно! Спасибо тебе, Тальков, что выгнал меня, ведь всё могло сложиться по Андрюхиному сценарию. Правда, в других издательствах работы не было, взяли телефон, обещали звонить.

Вечером, в назначенное время, я стояла у входа в Дом композиторов. Юрий Владимирович с Верой провели меня в небольшой уютный зал амфитеатром, а сами ушли, как я догадалась, общаться с Альфредом Шнитке. Концерт долго не начинался, зал был полон, но народ всё подходил, и служительницы приставляли всё новые стулья.

Наконец, Шнитке появился, как-то незаметно просочился сквозь гребёнку виолончелей и контрабасов, прижимая к груди свою скрипку.

Он едва оправился от инсульта, и это был его первый концерт после болезни. Худой, почти бесплотный, с белым усталым лицом. Как только он появился, зал мгновенно утих, а концерт сразу же начался без всякого вступления или объявления.

Я плохо знала его музыку, а то, что услышала, меня просто сразило. Казалось, он своим смычком задевает нервы, вытаскивает из глубин души первобытные страхи. Временами мелодия становилась вдруг трогательно-наивной, даже создавалось впечатление, что музыканты не очень-то и сыграны, ни в такт не попадают, ни в ноты. Но это была иллюзия, эмоциональный отлив тут же сменялся девятым валом лопающихся металлических тросов.

В голове забухал молот, я почувствовала, что задыхаюсь и почти теряю сознание. Горело горло, давило на глаза. В перерыве нашла своих покровителей, извинилась и, сославшись на внезапную болезнь, вышла на улицу. Сначала – за вещами, а там видно будет. В гостинице меня поджидали. Видимо, знали, что сегодня уезжаю. Гоги и ещё трое грузин сидели в холле и при моём появлении дружно встали.

Я была в таком состоянии, что хотелось только лечь, а уж боже упаси с кем-то общаться. Но надо было ехать, а билет ещё не куплен. Раз уж эти грузины проявляют ко мне такое внимание, пусть помогают. Но у них были свои планы, я узнала об этом, войдя в комнату.

Стол был накрыт, как в хорошем ресторане. В центре – шампанское, какие-то салаты и фрукты, а на кровати, под подушкой – кастрюля с дымящимся мясом. Как бы я это всё заглотила всего три часа назад!

Я объяснила ребятам своё положение. Они заговорили по-грузински все разом, попутно переводя: один из них сейчас пулей на вокзал, остальные составят мне компанию, отпразднуют мою удачную поездку, знакомство, заодно и подлечат.

Некоторое время они препирались между собой, видимо, решали, кто из них, такой несчастный, поедет за билетом. Отправился самый старший с русским именем Алексей. Его долго не было, меня уже почти привели в чувство хорошим грузинским коньяком и перчёнными закусками.

Наконец Алексей появился, сказал, что поезд через час, что внизу ждёт такси, но подождёт, а у нас ещё есть время. Тут всё началось по новой, так что на вокзал мы прибыли за пять минут до отхода поезда.

Место было в купе, Алексей внёс мою сумку и папку, помог снять пальто и уселся рядом. Я забеспокоилась, что ему пора, поезд вот-вот тронется, а он спокойно заявил: «Так я с тобой еду, я два билета купил. Тебя одну нельзя отпускать, ты вон какая больная, за тобой ухаживать надо. Да и что я в этой Москве забыл? Поеду в Ленинград, никогда не был, посмотрю, поживу…».

Весь хмель и болезнь мигом с меня соскочили. Я стала звать Гоги, грозилась позвонить тёте Паше, Юрию Владимировичу. Не знаю, что уж я плела, но ребята вытащили Алексея из вагона чуть ли не на ходу. Они дружно махали уходящему поезду, не переставая переругиваться между собой. А может, и не ругались они вовсе, а сокрушались, что не повезло на этот раз и «кина не будет – кинщик заболел».

1988 год

Февраль 1988.

На днях горела Библиотека Академии наук на Васильевском. Безвозвратно утеряно несколько миллионов книг. Самое нелепое – большая часть по вине доблестных огнеборцев: уникальные издания были затоплены водой и безнадёжно отсырели. По слухам, огонь не могли потушить в течение десяти часов, от огромной температуры лопались стекла в окнах. Сорок пожарных команд. Воду брали прямо из Невы – благо, близко.

Такого нокдауна российская культура не получала давно. Безразличие официальных лиц к тому самому культурному наследию ошеломляет. Впрочем, отношение обывателей мало чем отличается – посмотрели по телевизору, поохали да и переключились на очередные Зимние Олимпийские игры.

Апрель 1988.

Забрал документы из института. Вынудили, так сказать. Комсорг группы, неприятный белобрысый тип в очках с толстыми линзами давно лез с разговорами о вступлении в комсомол. Весь учебный год я вяло кивал головой – дескать, не прочь и вполне лоялен, а тут взял и ляпнул: ваше предложение противоречит моим религиозным убеждениям! Какие убеждения?! Среди знакомых – ни одного верующего, церкви в Ленинграде закрыты: где музей, где архив, а где и овощной склад… Ну, в общем, сука эта побежала в деканат, в профком. Скандал. Припомнили и новогодний вечер с пением «All You Need Is Love» 2 2 «Всё, что тебе нужно, – это любовь» , и привод в милицию за серьгу в ухе, и вызывающее поведение. Присовокупили не сданный до сих пор сопромат. И предложили написать заявление «по собственному желанию». До того тошно всё это было, что написал. Простился, так сказать, и со студенческой жизнью, и с карьерой советского инженера. Не пойму – вроде и жаль, а вроде и плевать. Чувство – не такой теперь, как все.