Лариса Сафо - Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 3. Дуплет

– Глава Министерства иностранных дел Латвии заявил – «референдум о независимости Каталонии для России – «упавшая на пол конфета», который используется для раскола Европейского Союза. Вновь Россия во всём виновата! Пока англосаксы этой жвачкой не подавятся – от нас не отстанут. Хоть от белых, хоть от красных.

Ещё крепче притиснув своим семижильным телом скорчившегося Петра Павловича к дверной ручке, депутат горсовета от партии порядка в довершении язвительной тирады изобильно съехидничал:

– А некоторые закордонные средства массовой информации заврались до того, что Россия могла участвовать в финансировании этого референдума. И главное доказательство звучит так: «зафиксирован рост активности связанных с Кремлём и Путиным пользователей социальных сетей». Ощипанным курам на смех!

Впрочем, недавно переизбранный столоначальником Георгий Германович Гарманюк презрел партийные вопли. Тройное «г» выскочило из кресла в исступлении завзятого игрока, чуть не сбив с ног кеглей в боулинге вставшего на пути Макара Ивановича. Подобравшись к борцу с огнём вплотную и отпихнув от обмякшего тела пропагандиста, мэр стал неистово жать пунцовые ладони ударенного молнией страдальца в выражении совершеннейшего восторга.

– Глас народа – глас божий! – вскричал хозяин кабинета, оборотившись бабуином в сторону начальника отдела по социальной политике администрации города и ощерив пасть. – Подростков отловить и посадить за стол переговоров. Затем обе организации по суду категорически запретить. Короче, разогнать к той самой матери! Пускай она с ними нянькается. Вон, в Иране чуть «революция куриных яиц» не случилась из-за резкого на них роста цен. Хорошо, что в этой стране американских посольств нет, и деятельность западных некоммерческих организаций ограничена. А у нас? Мало ли что!

Засим глава города придал своей разгорячённой физиономии выражение лица допрашивающего царевича Алексея в Петергофе Петра I с полотна живописца Ге, величаво вернулся в кресло и приподнял коромыслом брови в знак окончания высочайшей аудиенции. Присутствующие поспешно направились к двери, старательно обходя притворившегося ведром с песком Петра Павловича.

По прошествии одной минуты и Сидоров ретировался вон с восхитительным чувством выполненного гражданского долга. Впрочем, оное продлилось недолго. Пётр Павлович ощутил непреодолимые зевотные позывы ко сну, погрузившись в объятия Морфея на скамейке в ближайшем от городской администрации сквере. А представители законодательной власти отправились в городской совет для претворения в жизнь судьбоносных решений во благо естественных монополий.

Потворствующий ларёчникам руководитель отдела по социальной политике мэрии тот же час связался с начальником полиции Стародубцевым Сидором Ивановичем, передав наказ мэра для неукоснительного исполнения. Что тот и не преминул сделать в нижайшем почтении к руководству города: обратился к базирующимся в подвале околотка волонтёрам с призывом отыскать подростков со скоростью реактивного снаряда «Белка». За это обещал им снизить арендную плату и подкинуть орешков на прокорм.

Той порой герои семейной и общественной катавасии торпедами «Енот» и «Колибри» прошивали лесные массивы в пятидесяти километрах от родных пенатов в противоположных друг другу направлениях. Капитаны глубоко погружённых субмаринами в городском океане организаций вели салажат за собой всё дальше и дальше. Оба были бодры и полны энтузиазма, но каждый по-своему.

Лидер «Детей Солнца» Суворов Федот Станиславович вдохновлял лицеистов на поход военными подвигами своего прославленного однофамильца, а Илья Бессонов звал гимназистов из «Факела Свободы» к непримиримой борьбе с бесштанными голодранцами. Означенный господин слыл изощрённым сторонником альтернативной истории, на чём стоит остановиться особо.

В его мифологии большевиков в Россию мешком с экскрементами завезли иноземцы. На Украинском и Белорусском фронтах в военную годину сражались украинцы и белорусы соответственно, а русские за неимением такового отсиживались в окопах. А обречённый на вымирание твердолобой советской номенклатурой Ленинград лучше бы встретил немцев хлебом с солью.

Между тем и солнцепоклонники, и носители светоча свободы оставляли на коре деревьев знаки: испепеляющий луч огненного светила в виде символа на электрических щитках в подъездах и горящий неустрашимым огнём факел. Выдолбленные символы привлекли неусыпное внимание обходящего ввечеру свои владения местного егеря Волкова Егора. Охранитель лесной живности тщательно перенёс рисунки в потрёпанную тетрадку, поспешив в город к следователю прокуратуры Бессмертному Петру Ефимовичу. Ибо находился в жесточайших контрах с угождающим властям начальником полиции в преддверии высокой должности при монархическом режиме.

Блюститель порядка в лице Сидора Ивановича Стародубцева то и дело норовил устроить волчью охоту пешим порядком в природоохранной зоне подобно царской на лошадях с важными столичными чиновниками. И на все возражения лесника хрюкал объевшимся желудями секачом:

– Обнаглели эти санитары леса. Почём зря зайцев душат и выхухолей грызут. А ты, Волков, им потворствуешь! Из солидарности, али ещё почему?

И хотя на здешних реках этих млекопитающих семейства кротовых отряда насекомоядных испокон веков не водилось, правоохранительный орган наливался желчью в притворном праведном гневе.

– Понимать надо политический момент, – уязвлял высокий полицейский чин Егора тираническими словами. – Этот редкий вымирающий вид фауны находится под покровительством таких высокопоставленных особ, что твои волки рядом с ними – просто тля и ничего больше.

В ответ охотовед мрачно роптал, но аккуратно отходил в сторонку от как бы случайно направленного на грудь дула карабина. А невинно обвинённые в истреблении выхухолей серые хищники продолжали гибнуть, пополняя охотничьи трофеи заезжих господ.

Однако в этот момент начальнику полиции Стародубцеву было не до санитаров леса – Сидора Ивановича осаждали саблезубые тигры в лице кураторов из центра по факсимильной связи. Опубликованная репортёром нелегальной газеты «Вилы» заметка «Свобода или равенство?» о пропавших детях из разных сословий возбудила охранителей государственных устоев до вздыбленных волос. Потому как вызвала яростные поношения либералов в социальных сетях, а равно одобрительные реверансы патриотов.

Из газетного материала вытекали мутная струя непозволительного свободомыслия и признаки отклонения от проложенного кем надо речного русла. Культивируемое сверху социальное примирение неожиданно в глубинке дало отравленные всходы. Ибо автор хулительного опуса сомневался в ценности демократии без социальной справедливости, усердствуя в обличении плутократии. И даже опустился до низведения оной до уровня смердящих собачьих прохвостов.