Валериу Реницэ - XXI хромосома. Роман-притча

Откуда-то издалека, с вершины горы, я слышу, будто через наушники, певучий голос, который доступными английскими словами рассказывает быль о перипетиях пастуха. Я вижу глазами Цыпы сон возможного невозможного. Ещё один переворот с головы на ноги… Кто-то унылым, менторским слогом комментирует: «Вы не можете изменить сценарий жизни, но способны выбрать другой! Если вы чего-то сильно хотите, оно непременно появится в вашей жизни…» Прежде чем впасть в полное беспамятство, я наблюдаю себя посреди бурной постельной сцены. На белёсом страстном пути от гладкого колена к круглому бедру я обнаруживаю знакомую, дорогую сердцу родинку и осознаю: «Катя!»

Из вибрирующей на фоне библиотечных полок чёрной мембраны колонок рок-группа «Иглс» рассказывает историю утомлённого путешественника, попавшего в ловушку кошмарного «Отеля Калифорния». Возле полупустой грязной трёхлитровой банки из-под козьего сыра в рыже-золотой от ночной лампы ауре сидит потерявшийся дня три назад котёнок. Ти-си с аппетитом лижет мою посиневшую от сыворотки руку с мелкими, прилипшими к пальцам, крошками сыра.

Рыцарь окинул взглядом коричневые палатки, развернутые бастующими на рыже-зелёной лужайке, и с отвращением закрыл нос ладонью. Резкий, холодный ветер нёс с городских очистных сооружений вонь. Он стоял на высоком пороге Президентского дворца, и, ощупав карман пиджака, понял, что забыл в ящике бюро ингалятор. «Без лифта вернуться будет быстрее», – решил он и взялся обеими руками за огромную дверную ручку, как за длинную полутёрку.

Тяжёлая входная дверь медленно закрывалась за ним, в тёмную щель улыбалось лицо сотрудника службы безопасности. Два монаха со странными сплющенными головными уборами фиолетового цвета пытались установить плакат на временные ограждения, расставленные на чёрном граните последней лестничной клетки. Перед палатками на холодном брезенте лежали женщины из группы поддержки мирян, одетые, как на религиозные праздники, в тёмные грубые жакетки и цветастые косынки. Они отдыхали с подложенными под голову руками, как крестьянки в поле. На белом полотне кто-то неловкой рукой, а может, специально, кривыми красными буквами написал: «Мы за дискриминацию зла!» Как знаток словесности, он оценил мысль и формулировку лозунга. Возле большой палатки в центре разбитого лагеря поднялся человек довольно молодых лет с редкой рыжей бородкой, в подряснике непонятного цвета с мятыми полами, и крикнул в его направлении: «Эй, избранник! Когда к нам выйдет Президент?! Вы нас за людей считаете вообще?!» Рыцарь хотел было что-то сказать о порядке обращения к официальным лицам или о здравом смысле, но дёрнул плечом и зашагал к машине.

«Ленд крузер» надёжно спрятал его от любопытных взглядов и от противного запаха, который уже год безнадёжно мучил столицу вопреки обещаниям городского главы. Рыцарь широко открыл рот, пшикнул два раза бромидом и завёл машину. Не дело спичрайтера вести переговоры с протестующими… Однако же спесивый советник по религии и культуре избегал открытого общения с бунтующими попами. У Президента были свои обязательства перед бывшей советской политической элитой, и поэтому он держал в штате немало чиновников старой школы, которым давным-давно пора было на пенсию. Формально это объяснялось необходимым в коллективе сплавом молодости и опыта. Уже неделя как в Президентуре лежал принятый Парламентом «Закон о недискриминации», утверждавший европейские права представителей сообщества сексменьшинств – ЛГБТ. Возможное подписание этого документа оценивалось консервативной прессой как начало решительного наступления содомитов на православную церковь. После месяца осады Парламента воины, как называли себя члены религиозной организации «Святой Георгий», разбили свой лагерь у стен Президентского дворца. Декларация Синода была грозной и обещала отлучить от церкви всех депутатов и высших чиновников, причастных к принятию закона. Однако же после того как Парламент принял закон в третьем чтении, от Митрополии не было ни слуху ни духу.

– «Святой Георгий» не подчиняется Митрополиту, – устало сказал Президент, когда они набрасывали план действий.

С золотистого полотна иконы, похожей, скорее всего, на картину и занимающей почти всю заднюю стену огромного президентского кабинета, охватывал своим высоким взором всяк входящего Великий Князь, частый вдохновитель выступлений главы государства.

Хотя Князь был не из робкого десятка, его первым помощником в управлении страной была не столько восхвалённая летописцами храбрость, сколько замолчанное историей плутовство. Два раза он вставал на колени перед главным шатром турецкой армии. Однако голова низко склонялась перед мусульманами с потаённой мыслью – ударить в спину в подходящий момент и сохранить власть. Президент пытался подражать Великому Князю в отношениях с великими державами. Военную хитрость и политический блеф путают с человеческой подлостью. Учебники истории не уделяли достойного внимания этой выдающейся черте великого предка.

Президент никогда не признавал открыто, но никогда и не отрицал своё прямое происхождение от Великого Князя: он представлял шестое колено великого рода, взявшего в руки бразды правления страной. С его тайного одобрения в одном известном таблоиде были даже опубликованы подробности древа знатного рода.

Для церкви тяжкие грехи Великого Князя не стали преградой для канонизации несколько столетий спустя. Имя православного святого он заслужил тем, что после каждой битвы, как свидетельствовали современники, воздвигал церковь или закладывал фундамент монастыря. В один из этих монастырей и наметил Президент отправить своего спичрайтера вместо партийного товарища, советника по религии.

– Митрополиту можно до поры до времени доверять, – продолжил Президент, сутулясь в своём огромном чёрном кресле.

За время второго срока Президент заметно постарел. Седина покрыла его низкие, немодные бакенбарды… Красные, вечно щурящиеся глаза запали. От барбитуратов его речь на пятничных планёрках становилась непонятной, иногда нелогичной. За глаза его стали называть «папой». Он просил советников (если это можно было назвать просьбой) писать ему по существу вопроса не более двух-трёх абзацев. Одного своего старого партийного соратника он выгнал из Дворца, после того как несчастный прислал ему два раза предложения по реформе образования объёмом более трёх страниц

Рыцарь вздрогнул.

– Настоятельница Монастыря Родна, – прозвучало вдруг из уст Президента.

Да, ему не послышалось… Но вряд ли Президент помнил место жительства каждого советника. Пространные и порой лишённые связи с реальной политикой объяснения старика направляли обычно мысли Рыцаря по параллельному пути. Главное было услышать вывод, который подтверждал суть задания.