Валериу Реницэ - XXI хромосома. Роман-притча

– Она из «талибов».

Так между собой называли радикально настроенных против закона священников из православной организации «Святой Георгий».

– Они к ней прислушиваются. Митрополит намекнул мне, что Настоятельница прикармливает капитана «святогеоргиевцев». Нужно убедить её…. ну ты сам знаешь.

– Чёрт, – вдруг спохватился Президент, – тут была бумага. Кажется, мы так ничего и не сделали для этого монастырского Дегустационного домика.

– Свяжите меня с министром туризма, – сухо сказал он, нажав кнопку на широком телефонном пульте.

Небрежным движением ладони он приказал Рыцарю удалиться.

– Доложишь…

И вот сегодня «папа» позвонил ему по чёрному телефону прямой связи и приказал действовать.

У последнего городского светофора среди разносчиков рекламы состязались попрошайки. Парни из службы безопасности рассказывали, что после последнего удара по организованной преступности этот бизнес подмяла под себя полиция. Слева у тротуара работала худая девка с косым, как у Цыпы, взглядом, никогда не расстававшаяся с рыжим баскетбольным мячом. Кто-то, наверное, подсказал ей, а может, своим умом дошла, что мяч выгодно дополняет её «имидж». Она никогда не благодарила за милостыню, а спрашивала подающего, когда он опять проедет по этой же дороге. Справа, в опасном коридоре между автомобилями, с большим успехом побиралась пара христорадцев. Мужающий юноша вёл за ручку свою слепую сестрёнку и выразительно, с расстановкой восклицал:

– Дай вам Бог счастливой дороги!

Рыцарь держал между пальцами жёлтую хрустящую купюру и гадал, кто успеет первым: атеистка или верующие. Зажёгся зелёный свет. Девка с баскетбольным мячом взмахнула рукой и проскользнула мимо, её полные губы раскрылись наподобие улыбки, обнажая редкие, кривые зубы. Брат уводил сестру к светофору, туда, где начинался новый виток действа. «Очень похоже на распределение денег из правительственного резерва, – иронично подметил Рыцарь. – Точно так же не повезло Монастырскому домику! – добавил он про себя, вспомнив разговор с Президентом.

С чиновничьей сноровкой Рыцарь прокладывал себе мысленную тропинку к встрече с Настоятельницей. Он хорошо её знал. Они учились в одной группе на истфаке. Но связывала их не просто учёба. Как-то Калипсо за воскресным обедом принесла весть о том, что в Монастырь назначена новая начальница: молодая, очень твёрдых правил. Старуха стала описывать её, рассказывать о своих первых впечатлениях, и он почему-то подумал: «Вера!» Интуиция его не обманула. Две недели спустя он увидел её через тонированное стекло автомобиля на автобусной остановке. Рыцарь слегка притормозил, разглядывая на ходу хрупкое, высохшее существо в чёрном. Бледное лицо монахини скрывало, как маска, прошлое. Несомненно, это была Вера. Тогда он не решился остановиться. Теперь он осторожно вёл машину по единственной разбитой дороге, которая вела к Монастырю. Крупный чёрный внедорожник вынырнул навстречу из-за поворота, и он удивился редкому, дорогому бренду автомобиля.

Рыцарь и монахиня с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга, пытаясь правильно настроиться на встречу, не провалить первым неудачным словом начало и не разочароваться после долгой разлуки. Ему показалось, что он расслышал дружеские нотки, когда Настоятельница назвала его по имени и с каким-то сильным волнением, чуждым иночеству, пригласила сесть рядом с ней на лавку. Хотя, что он мог знать по- настоящему о монашеской жизни?

Монастырь он посещал во второй или в третий раз. Разбросанные по широкому двору за невысоким забором низкие, вросшие наполовину в землю монастырские строения выглядели в жидком полуденном свете заброшенным газовым хозяйством. Лавка, на которую они присели, находилась возле церкви напротив колодца с воротом. Рядом – деревянное распятие с жёлтым лакированным Христом – произведение современного родненского мастера. Из кухни – судя по запаху – вышла женщина и стала в двери, вытянув по-гусиному шею. Она внимательно прицеливалась через щель тёмного платка, тесно окутавшего её голову. Монахиня была одета, как и её хозяйка, в тёмный сюртучок из лёгкой дешёвой ткани, а на ногах – бурки из натуральной овчинки, в которых обычно шаркают по дому пенсионеры. Настоятельница слегка наклонила голову, и женщина, повинуясь приказу, быстро проскользнула вдоль невысокого фасада келий. Он не решался произнести её мирское имя, обращаться же по церковному – «матушка» – язык не поворачивался.

– Ну как поживаешь, чем занимаешься? – спросила она и вновь повторила его имя, на этот раз ласково. Тишина, крепкий воздух Старого леса и общие воспоминания располагали к откровенному разговору, только ни он, ни Вера не были готовы к нему.

– Да, впрочем, и так понятно… Сельчане говорят, что видят тебя каждый день по телевизору… Как семья? Дети есть?

Он скупо улыбнулся и чуть приподнял руку с колен.

– Нет, – и добавил смущённо, – если не возражае… те, я перейду к делу.

Она покачала головой в знак согласия. Колокол зазвонил чистым, но странным чужим голосом, словно напоминая, что у времени здесь другой отсчёт. Рыцарь знал, что по возвращении из-за границы Вера отказалась служить в монастыре Николая Чудотворца, который находился под опекой Президента. Моностырь Николая Чудотворца был полностью отреставрирован, его яркие золотистые купола красовались на обложке «Винного пути» как визитная карточка страны. Президент подарил флагману монастырской флотилии, как он называл в узком кругу эту обитель, современный свечной завод. Шутили, но Рыцарь знал, что это правда, что на освящении отреставрированного монастыря сопровождающий Президента советник по религии, войдя в шикарные спальни монастырской гостиницы с расписным потолком, бесцеремонно спросил в присутствии всей делегации, почему койки такие широкие да с двумя подушками.

Колокол пробил последний раз. Он осмотрел жёлто-грязную скорлупу купола, а потом остановил свой взгляд на узких плечах церкви, одетой, словно в серый подрясник. Шероховатые стены отдавали известью, и Рыцарь осторожно выдохнул острый запах через ноздри. Ингалятор остался в бардачке. Через дух свежей покраски пробивался, как ему померещилось, смрад гари спалённой когда-то турками прежней деревянной церкви, которая возвышалась на этом же месте и была в два раза выше каменной. После смерти Великого Князя Османская администрация не разрешала строить храмы выше копья турецкого всадника. Справа за старыми деревянными воротами главного входа виднелось длинное котельцовое здание монастырского коровника. С противоположной стороны, ближе к лесу, среди виноградной плантации чернели столбы и похожие на них тени монашек. Пора подвязки винограда затянулась, а живший бедной жизнью Монастырь пытался заняться доходным винным делом. В туристические маршруты Монастырь Родна был включен только из-за древности и перспективы сделать из Дегустационного домика последнюю стоянку «Винного пути». У Рыцаря были с собой заранее подготовленные бумаги: предложения по реконструкции домика, а также по приобретению оборудования для небольшого французского винного заводика.