Наташа Труш - Полтора инвалида, два кота и одна собака

Наконец, ожидание дошло до точки кипения, до пузырей, которые отрываются от дна чайника и лопаются с жаром на поверхности.

Губинский достал из внутреннего кармана пиджака маленькую голубую расческу с острыми тонкими зубчиками. Он привык к таким с юности, и другими не пользовался.

Глядя на свое отражение в зеркале, он разобрал волосы на косой пробор – волосок к волоску! – аккуратно расчесал еще густую черную гриву с серебряными нитями. Дважды дунул в зубцы расчески и спрятал ее в карман, пригладил прическу, лизнув по привычке сухие ладони. Критически окинул себя взглядом. Не понравилось. Разворошил пятерней аккуратную стрижку, взъерошил ее, прочесал пару раз вдоль и поперек, как граблями, тонкими пальцами. Потом ощупал чисто выбритый подбородок, смешно выпятив его вперед. Вроде бы, все, как надо, да только настроения нет совсем. А надо улыбаться, надо речь сказать, потому что у них на кафедре именинник, и суета по этому поводу немыслимая. Рады все, хотя впору плакать: 75 – это 75…

Губинский вспомнил, что и у него близится день рождения, к счастью, не юбилей. Не хотелось ему сейчас никаких юбилеев. Хотелось отмотать пленочку в кинопроекторе, чтоб на экране бежали, смешно пятясь, пятками назад люди, которые так любят юбилеи. Черт бы их побрал! Им бы такие «юбилеи», когда себя жалко до чертиков, потому что ты старше всех за праздничным столом!

А еще у Губинского и день рождения не как у людей, а под самый новый год – 31 декабря. Угораздило ж его так родиться! Всем праздник, а ему – день рождения! И поздравления от близких, как бы, между делом. Что это за праздник – день, в который ты просто пришел в этот мир?! Так, дата. Не более. Первая половина строчки, которую потом напишут на памятнике, украшенном цветочками. Вот уже и тире какой-то доброхот поставил рядом с этой датой, с намеком на то, что уже не в горку, а под горку. Вслух не скажут, но по речам поздравительным это тире, ой, как слышно!

На работе у них принято именинников поздравлять, и те, кому «за…» накрывают стол, раздувают щеки от важности, от внимания повышенного к персоне. И от слов приятных щиплет в носу и в уголках глаз. Лучше бы не говорили! Это же слушать невозможно про то, какой он хороший, какой профессионал, какой учитель! Ну, да! Да-да-да!!! Все так, но говорить об этом не надо бы! Он же живой, он реагирует! Он и расплакаться может, потому что с возрастом – он заметил, – слезы у него очень близко живут. Так близко, что ему их порой не удержать, и приходится доставать платок, который супруга Аля кладет ему в карман пиджака, аккуратно заглаженный в квадратик, пахнущий горячим утюгом – свежайший! – и изображать насморк!

И хочется только махнуть рукой, прощая себе сентиментальность, и всем – невоздержанность в добрых словах. И это даже в не юбилейные дни рождения. А уж по поводу «круглой даты» можно представить, что придумают коллеги! Ну, старые – понятно! Они по старинке прошамкают слова традиционные, желая «главное – здоровья», и «еще раз здоровья», и так раз десять, если не больше!

Молодежь, которой в секции не так много, непременно придумает какой-нибудь сценарий, и устроит капустник. Будет смешно и весело, и можно будет смеяться до слез! Умеют они, стервецы, порадовать всех, украсить праздник так, чтоб никому скучно не было, даже самым замшелым профессорам Академии – жутким скептикам, скучным и уставшим от жизни.

Катька Гусева снова споет: вот уже и гитара в уголке притулилась, расчехленная – отходит от мороза. Катька всегда с этой гитарой, сколько Губинский помнит ее. Кажется, она и в Академию, где они первый раз встретились, пришла с гитарой, спрятанной в чехол, сшитый из грубой черной тряпицы. Было это – дай бог память, – нет, не стоит и вспоминать! Да, у Губинского тогда тоже был юбилей. Юбилейчик!

Сумрачным декабрьским днем, когда всей радости у него было лишь кружка горячего кофе с куском торта, купленного коллегами по поводу дня рождения преподавателя истории искусств Белорыбицкого, Губинский вышел на набережную в дурном настроении.

«Это все зима, – успокаивал он себя. – Это все зима, которая в наших широтах просто душу выедает, продохнуть не дает!» Успокаивал, а из закоулков сознания наплывали всякие кошмары про Оленьку. В одном кошмаре она попадала под машину, в другом ее брали в плен боевики и тайно вывозили на Кавказ, в третьем… Губинский мотал головой, чтоб вытряхнуть из нее все эти страхи, но у него плохо получалось.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.