Евгения Микулина - Большая Любовь. Женщина-Vamp: вампирская трилогия

Я узнала голос, конечно, – это был Холодов.

Он вышел из тени кулис и встал рядом со мной, но на меня не смотрел. Его глаза были устремлены в зал.

– Вы так говорите, словно сами все это видели, – сказала я.

Мне и правда на миг показалось, что он откуда-то из прошлого явился, в своем сюртучного вида пальто, с лицом, которому место на каком-нибудь старинном портрете.

Он повернулся ко мне и секунду смотрел с каким-то непонятным выражением. Потом снова склонил голову набок и улыбнулся:

– Воображение, Люба, великая вещь. Оно позволяет увидеть все что угодно.

Я ухмыльнулась:

– Ну в вашей работе без воображения вообще никуда.

Он кивнул:

– Да и в жизни… В жизни тоже без воображения пропадешь. – Он сделал паузу и подошел ближе. – Люба, я хотел попросить прощения. Я как-то не так начал разговор с вами сегодня. Мне не хочется, чтобы вы считали меня самодовольным болваном.

В проницательности тебе не откажешь, о самодовольный болван, подумала я. Но извинение меня порадовало.

Я неопределенно пожала плечами:

– Проехали. Ничего страшного.

– Точно? – Черт, вот откуда у человека может быть такой пристально-внимательный взгляд и такое выражение глаз, словно ему правда не все равно?..

– Точно.

Он улыбнулся – совсем не так, как раньше. Раньше он улыбался снисходительно, иронично. А теперь все его лицо словно осветилось, и в уголках глаз такие клевые морщинки собрались.

– Я рад. Давайте будем друзьями, а, Люба?

– Ну давайте. – Странный он какой-то, все-таки. Такой… церемонный, даже когда вроде бы ведет себя непринужденно. Повинуясь невнятному импульсу, я сказала: – При одном условии. Перестаньте называть меня на вы. Я себя чувствую ужасно старой и нудной. И в конце концов, вы меня пьяную по улице тащили, так что какое уж тут «вы»!

Он склонил голову, как какой-нибудь офицер в кино из старинной жизни:

– Принято. Но и ты тогда перестань говорить мне «вы». Ты не представляешь, каким старым себя при этом чувствую я.

Вот он сказал это, и я вдруг задумалась – а сколько ему вообще лет? У него такая вневременная физиономия, что ему легко может быть и двадцать, и сорок. Он словно… мерцает все время.

Но спрашивать я у него ничего такого не стала. Как-то на язык не легло.

– Принято, – повторила за ним я.

– Вот и славно. – Он еще некоторое время посверлил меня своим удивительным взглядом, а потом протянул руку: – Ну что, пойдем? Надо бы, наверное, покинуть сию обитель прошлого и вернуться в город.

Мне вообще-то не требуется посторонняя помощь, чтобы встать со скамейки. Но на его галантный жест не отреагировать было невозможно. Я взяла протянутую руку – красивую очень, кстати, с длинными такими пальцами, – и едва не отдернула свою. Его рука была такой холодной – просто ледяной!

– Черт, Сережа, да ты замерз совсем! А у меня, как назло, весь кофе в термосе закончился!..

Интересно, когда я успела его перевести в «Сережи»? Ну наверное, это логично: если я «Люба», и мы на «ты», то значит он – Сережа.

Он с досадой посмотрел на свою руку и пробормотал:

– Не стоит беспокоиться. Я почти не пью кофе, да и не замерз ничуть. У меня всегда холодные руки. – Он поднял на меня встревоженный взгляд: – Прости, что напугал.

Странный выбор слова – испугом мою реакцию назвать трудно.

– Глупости. Ничем ты меня не напугал. Я же не думаю, что ты сейчас тут упадешь и умрешь от холода, как птица в полете. Надо просто быстрее до машины добраться и обогреватель включить.

Мы вышли из театра, не забыв – о чудо – погасить свет и все запереть. Когда добрались до моей машины, я увидела рядом еще одну – его, я так думаю. В ответ на мой вопросительный взгляд он криво улыбнулся:

– Ну да, подвезти друг друга нам не удастся. Придется ехать порознь.

За этот смелый вывод – что мне прямо очень хочется с ним ехать в одной машине – мне снова захотелось дать ему в морду. Но я не успела. Потому что он бросил на меня какой-то неуверенный, словно оценивающий взгляд – причем мне показалось, что оценивает он не меня, а какие-то внешние обстоятельства, – а потом сказал торопливо:

– Кофе я не пью. Но более крепкие напитки – случается. Может быть, выпьем по коктейлю, когда доберемся до города?

И тут уже пришла моя очередь оценивать внешние обстоятельства. И вывод, увы, оказался не в пользу веселого вечера в обществе рыжего красавца.

– Ох, нет. Я не могу. Мне надо еще в офис заехать, рассказать боссам, как все прошло. Влад почему-то из-за сегодняшней съемки очень парится, надо его успокоить. А потом мне надо домой – няню отпустить. У меня сегодня бабушка выходная, в театр ушла, с сыном няня сидит. А она тоже человек, ей тоже домой хочется.

Лицо у него стало опять обескураженное – словно он никогда прежде о таких жизненных обстоятельствах не задумывался и даже не слышал.

– А… Ну да, я понимаю.

Не уверена, понял ли он на самом деле. Но с молодыми, не обремененными никакими сложностями мужчинами такое бывает. Если бы он такое реально понимал, пришлось бы поставить на нем жирный крест, потому что, значит, он и правда гей.))

Короче, я села в свою машину, а он остался там стоять, на сверкающем в свете фонарей снегу. И опять выглядел, на фоне древнего парка, так, словно в этом старинном антураже ему – самое место.

Я уже почти тронулась, как он, вдруг сорвавшись с места, оказался возле моего окна. Я опустила стекло, и его красивое – ох, какое красивое! – и сосредоточенно-серьезное лицо вдруг оказалось совсем близко к моему. Каждую ресницу можно было рассмотреть, и снежинки: они лежали на его зачесанных назад волосах, не тая.

– Может быть, в другой раз? – Для столь банальной фразы голос у него был несколько непропорционально взволнованный.

– Да не вопрос. Только заранее позвони – мне нужно домашних предупреждать, если я собираюсь задержаться.

И я уехала.

И с тех пор я думаю: что это было? С одной стороны, он явно проявлял внимание. С другой – столь же явно держал дистанцию. Дружить он хочет, ага! Или правда – именно дружить? И что мне тогда делать со своей головой, которая полна одновременно разумного скептицизма, без которого в нашем мире не прожить, и… и кретинских мыслей о его ресницах (темных, несмотря на рыжие волосы), и его губах, и холодных руках?..

Для сохранения здравого рассудка буду придерживаться мыслей о том, что он и сам холодный (вот уж фамилия у человека говорящая, Холодов!), и к тому же самодовольный болван, который слишком многое принимает, как само собой разумеющееся. И вообще, уже три дня прошло, а он больше не проявлялся. Ну и фиг с ним. Флаг ему в руки и барабан на шею.)))

О господи, я прочитала это все и поняла две вещи. Во-первых, я чокнутая графоманка – надо же было столько накатать! Во-вторых, показывать этот романтический бред людям нельзя. Так что сорри, други: этот пост будет закрыт, до тех пор пока я не приду в себя и не смогу расставить по нему смайлики в самых возвышенных местах, в качестве разумной иронии над собой.