Евгения Евтушенко - И невозможное возможно. Маленькие повести и рассказы

Но неприятности у Нины множились.

Вздумала спуститься в лифте, во двор. А там – неожиданно упала навзничь, разбила лицо.

Соседи привели ее ко мне. Страшно смотреть. Лицо – сплошная рана. Сочится кровь.

– Проверить себя хотела, потренироваться, ведь дача впереди, болеть нельзя, – виновато оправдывалась Нина.

Не выдержала я. Вызвала внучку. Та приехала на такси, держа на руках годовалого ребенка. Увидев разбитое лицо бабушки, ужаснулась, но не подошла, не пожалела, а стала отчитывать ее за «легкомысленное» поведение. Начала кричать:

– Я беременна, ты знаешь? И не могу ухаживать за тобой. Я сама чувствую себя плохо. Мне капельницы назначили. Это ты мне назло так себя ведешь.

Нина слушала все это молча. Потом стала успокаивать и оправдываться:

– Кто же знал, что так будет? Голова закружилась, вот и упала на ступеньки. Расшиблась. Меня теперь в больницу возьмут. Наверное, сотрясение у меня.

Вызвали «скорую» и упросили врача отвезти в больницу.

Собираясь, Нина все приговаривала, себя успокаивала:

– К весне вылечусь. А картошку, помидоры и огурцы теперь выращивать не буду. Так, травку посею, отдохну на воздухе, пока в себя не приду.

В больницу ее не положили. В приемном отделении было много народа. Там только обработали раны на лице. В том, что с ней случилось, отчего внезапно упала – не разбирались. Предложили платное обследование, но денег у Нины не было. Посоветовали обратиться к невропатологу, и отправили домой.

Дома Нине становилось все хуже и хуже. С трудом вставала. Уже не могла приходить на кухню – кружилась голова. И рука отказала.

Отвезли на платное обследование. Сделали МРТ, и – ужас!… Опухоль головного мозга! Злокачественная. И уже – неоперабельная.

Состояние Нины катастрофически ухудшалось. В госпитализации ей всюду отказывали.

И тут я увидела внучку во всей красе.

Ей было не до больной бабушки. Она торопилась срочно оформить на себя генеральную доверенность, а бабушку отправить в хоспис, больницу для неизлечимых. Говорила, конечно, что переживает, но быть с бабушкой не может: беременна, самой надо лечиться. А другие родственники помочь не могут: двоюродная сестра – в другом городе, и там умирает от онкологии, а с племянником бабушки и с его семьей – сложные отношения.

Попросила помощи у подруги матери, которая жила в доме напротив, обещала заплатить. Попросила и меня, и Владимира присматривать за ней. И уехала.

Так прошло две тягостные недели. Нина совсем не поднималась с постели, временами проваливалась в забытье, речь становилась бессвязной.

Мы, в общем, чужие люди, дежурили у ее постели по очереди…

Владимир оказался удивительно внимательным к Нине. Не оставлял ее, насколько мог, помогал в уходе. Но основные тяготы легли на Ольгу, подругу Марины.

Валя звонила, иногда (не каждый день) появлялась и сразу же жаловалась на усталость и плохое самочувствие. Ее интересовало, сколько бабушка еще проживет. Мне говорила о том, как она нуждается в отдыхе и о своих планах поехать в Черногорию, там ее ждут знакомые. Но сможет не сейчас, а через полгода, когда вступит в права наследства и распорядится недвижимостью. И все это – при живой еще бабушке!

Я не выдержала, спросила:

– Почему ты тянешь с хосписом? Ты же видишь, и она, и мы —замучились. Нина Ивановна нуждается в профессиональном уходе.

– Скоро. Направление надо взять, справки еще не готовы, да и оплачивать дорого. Подожду, – ответила она.

За счет нас, фактически посторонних людей, она устраивала свои дела!

Только за сутки до ее смерти Нину Ивановну, наконец—то отправили в хоспис.

В крематории прощались с ней лишь Владимир и Валя с ребенком. Мужа ее так никто и не видел.

На поминках были внучка Валя, с годовалым сыном и вдруг объявившимся племянником с женой, Владимир, подруга дочери и я.

На скромном, наскоро собранном поминальном столе, стояла фотография молодой, симпатичной женщины. Суровой и волевой. Волосы гладко зачесаны. Губы сжаты, взгляд холодный, непроницаемый.

Говорили мало. В тишине позвякивали приборы. Эти звуки прерывались, словами сожаления, короткими воспоминаниями.

Я погрузилась в тяжелые раздумья. До меня, словно в тумане, доносились слова племянника:

– Эх, жаль тетю. Всю жизнь работала, а счастья так и не увидела, – говорил он, с аппетитом обгладывая куриную ножку.

Владимир, разливавший по бокалам спиртное, ответил ему:

– Не могу согласиться. Нина Ивановна достойно, и, думаю, счастливо прожила свою жизнь, – уважительно сказал он. – Много работала. Одна подняла на ноги дочь, дала ей образование. Да и тебе, – обращаясь к внучке, – и квартиру купила и обстановку. А наследство какое? Одна дача с насаждениями – ой, как недешева сейчас! А сколько она на ней горбатилась?

Валя недовольно поморщилась, но ничего не ответила, только согласно кивнула головой.

Видеть это было неприятно. Я-то была в курсе ее планов. Не будет она работать на даче, продаст за бесценок бабкину радость, променяет ее на отдых на море, за границей.

Грудь сжимало сознание несправедливости отношения к Нине, к ее трудной прожитой жизни.

Но где то мерило правильности прожитых лет? Прав Владимир – всю жизнь «горбатилась» для дочки, для внучки. А была ли счастлива? И так мгновенно покинула эту жизнь, оказавшись, по существу, никому не нужной? И, очень скоро, я уверена, станет всеми забытой?

При жизни мы всего хотим, как будто награждены бессмертием. Но получаем ли?

И мысленно пожелала: Пусть земля тебе будет пухом, Нина Ивановна. Может там, в небесном мире, ты обретешь покой и счастье?

Начало марта тогда выдалось теплым, апрельским. Сквозь облака светило солнышко. Я возвращалась с пакетами из магазина и присела на лавочку у нашего подъезда.

Вспомнилась Нина. Никогда уже не увидит она ни этого солнышка, ни своей любимой дачи, не ощутит весеннего тепла и свежего воздуха.

Я тогда впервые задумалась. Три несчастных поколения. Мать, дочка, да, пожалуй, и внучка.

Что это? Рок? Или так сложилась их судьба?

Рок – это то, что неотвратимо, что изменить нельзя. Свою же судьбу можешь строить сам – но в определенном равновесии, гармонии, соизмеряя собственные силы и устремления – с силой Судьбы

Так ли строила ее Нина?

Почему судьба так сурово обошлась с ней? И с ее семьей?

Видно, за все в этой жизни надо платить. Нельзя, по словам А.С.Пушкина, «сохранять к судьбе презренье…».

Когда, кем и как, было нарушено эта гармония и равновесие в ее семье? Я так и не смогла найти ответ на свои вопросы.

Солнышко вдруг спряталось и сразу подул колючий, холодный ветерок. Как призрачно и обманчиво все в этом мире…

В растрепанных чувствах и мыслях я побрела к себе домой.