Александр Галыга - Предзимние росы

Грустное время. Осенние листья
шумно гнездятся в постель.
Сохнет палитра, замочены кисти
и бесполезна пастель.

Переболеть колдовски-бесноватым
танцем кровавых сердец,
чувствуя в корень себя виноватым
и бесталанным вконец.

Пить колорит, обжигая глазницы,
трепет угасших ветвей,
милая, ты не поможешь, синица,
трелью весёлой своей.

Долго ещё, в напряженном прищуре,
впитывать будет, спеша,
прелесть и боль уходящей натуры
до утоленья, душа.

А, между тем, успокоив осины
и завершив листопад,
киноварь крупным мазком с мастихина
бросило солнце в закат.

Какая затяжная нынче осень,
с обилием и снега и тепла…
И лёгкая небес увядших просинь,
и туч нависших сумрачная мгла.

И ветер, что кусты клонил устало
под колкий перезвон шуги, затих…
И мне вдруг на мгновение предстало,
что этот год устал в конце пути.

Как конь ретивый вырвавшись на волю
он нёсся, не щадя могучих сил.
То невпопад дождей излишек пролил,
то ягоду в цветеньи засушил…

То горы тряс, забыв про осторожность,
разливы рек, как пену рта швырял
и рук людских строения на прочность
как старый зодчий строго проверял.

Да. И судьба и время беспощадны…
За летом осень… Но из года в год
с какой-то легкой грустью непонятной
люблю её приход, её уход.

Люблю журавий крик во тьме осенней,
дымок полупрозрачный у реки,
и свежесть чувств, и силу вдохновенья,
очарованья, грусти и тоски.

И журавлиным плачем сердце раня,
как в детстве раннем, так вот и теперь,
мне так и не найти разумной грани
среди находок наших и потерь…

А над рекою снова в эту осень
уставший год снежинками кружил…
Он на виски мои впервые проседь
как первый снег на зиму положил.

Когда зимой растительность в мороз
одета в иней фантастичной силы:
березы в нити белоснежных грез
и иглы сосен в лунные белила…

Когда земля в белесой пелене
пухового без края одеяла,
когда полмира в тихом полусне
и до весны совсем еще не мало

мне жить и ждать, топить холодный дом
и радым быть к обеду редким солнцем…
Я вот сегодня думаю о том,
что где-то там, вдали за горизонтом

лежит родной, желанный сердцу край,
откуда начал я свои дороги,
и сколько мест к душе не выбирай,
он остается лучшим из немногих.

И красотою зимней упоен,
сейчас, когда зима на белом свете,
я думаю сегодня о своем,
я почему-то думаю о лете.

Деревенские помню гулянья.
У мостов, у околиц народ
на уютной закатной поляне
вечерами водил хоровод.
Лай собак нарочитый и громкий,
перезвон табуна, да какой!
Монотонное рыпанье хромки,
стук весла над уснувшей рекой.
И гармонь, стало быть, неспроста
перебор свой хитро выговаривала
и о чем-то всё не договаривала,
всё кого-то звала у моста.
И теперь, как услышу гармонь,
так и манит тряхнуть стариною!
Звуки первой любви как огонь
обожгут и уйдут стороною.
Отзвенели, забыты вечёрки,
лишь туманы на дальних лугах
вновь и вновь заливают пригорки,
жмутся заполночь к тёплым стогам.

Эти зимние горки- забавы.
Этот синий искрящийся снег.
И налево кругом, и направо
гулкий говор и радостный смех.
Новогодние пьянки, гулянок
бесконечная ночь напролет,
фейерверки, улыбки, и санок
сумашедше несущих вперед
крики, пенье полозьев, и елка
именинницей праздничных дней
зазывает настойчиво, долго
разноцветной палитрой огней.
Я люблю новогоднюю стужу,
эту звонкую звездную ночь.
Снова буду весельем разбужен,
мне бессонницу не превозмочь.
Я оденусь и выйду на гору.
повстречаю друзей и подруг.
Дома в эту счастливую пору
усидеть невозможно, мой друг.
Разве плохо, когда в целом свете
люди вместе ликуют, поют,
беззаботно, как малые дети,
мне уснуть до утра не дают.

Я люблю мой Саянск в августовские росы одетый,
и весной, в ожерелье багульника, добрый, хмельной.
По еловым распадкам, по тропам извилистым летом
я лунатить люблю под большой серебристой луной.

Это звездное небо с полярной звездою над лесом,
с той надеждой, что льет мне таинственно свет из ковша…
Я люблю, когда солнышко утром приходит воскресным,
освещая мне комнаты ласково и не спеша.

И по будням, и в праздники эти знакомые лица,
что приветливым взглядом, улыбкой согреют своей…
И, надолго уехав, скучаю, и город мне снится,
город юности, счастья и город надежды моей.

И опять вспоминаю с теплом и надеждою тоже,
как приветливы люди в глубинном сибирском селе…
И когда возвращаюсь, то чувствую, – нету дороже
и уютней Саянска на этой огромной земле.

По бережку от станции Зима
веселой лентой магистраль уносится.
А вдоль нее заводов терема,
и за рекою новый город строится.

В добрый час, в добрый час приезжайте в Саянск.
Город наш вы полюбите сразу.
Без прикрас, без прикрас молод он и вихраст
над сибирской Окой синеглазой.

Там по распадкам кроется туман.
Из леса на газон багульник просится.
Купается в заре, колдует кран.
И над рекою ласточки проносятся.

Таежный воздух, чистые снега.
Вершинами Саяны голубеют.
И удивленно смотрят свысока,
как город наш растет и молодеет.

Над деревней Мурино
у Байкала хмурится
солнышко за облаком,
калибруя луч.
Голубою дымкою,
словно невидимкою,
пеленает кадмием
горизонты круч.
И по над заливами
мы идем счастливые:
кедрами, рябинами
мы опьянены.
Пихтачи, черничники
с шорохами птичьими
шепотом беседуют
с ветками сосны.
И во всем увиденном,
и во всем услышанном
есть неповторимая
прелесть тишины.
Нас она аукает,
нас она баюкает
отдаленным шелестом
голубой волны.
Полуобнаженные,
солнышком сожженные
мы пойдем навстречу
ласковой волне…
У костра случайного
по соседству с чайками
посидим задумчиво
в этой тишине.
Будет сниться-помниться
долго, очень долго нам
и не омрачиться
тенью серых скал,
как по над заливами
мы идем счастливыми,
как у ног приветливо
плещется Байкал.