Ян Шайн - Срок годности

Жена Иуды жила, как готовила бульон – на крутом огне, не снимая накипи. Ее окружала вражда к мужу. Люди боялись его силы. Нищий не боялся Иуды и его жены. Жена Иуды не любила заботу Иуды над Нищим. Она опасалась, что Иуда попадет через Нищего в беду.

Ночью Нищий шептал Иуде в ухо, напускал в их постель холод. Днем просил в рядах, когда отказывали пугал дружбой с Иудой. Жена Иуды чувствовала в муже перемены. От нее ускользала его слабость. Она знала: кто владеет слабостью Иуды, тот владеет Иудой.

В день базарного праздника жена Иуды пошла к отцу, Продавцу Золота. По дороге встретила Надзирателя. Тот был любезен, превозносил словами Иуду. Женщина не доверяла Надзирателю. Его взяли служить из других мест. Кто он, никто не знал.

Продавец Золота встретил дочь с почтением, полагающимся жене Иуды. Расспросил о товаре и прибылях. Угостил лучшими дарами базара. Жена Иуды первой заговорила о Нищем. Она сказала про него надежное слово. Вспомнила о дружбе Нищего с Иудой. Продавец Золота спросил дочь, что общего у мужа с Нищим. Она ответила, что не допущена к их плану. Прощаясь с отцом, сказала, что Нищий приближает час Иуды.

После дома отца жена Иуды пошла к базарной стене. И раздала побирающимся медные монеты. Те спросили, чем могут ее отблагодарить. Она сказала, чтобы приходили вечером к лоткам, где торгуют острыми приправами.

Надзирателя взяли служить из других мест. Насельники на должность не шли, брезговали подбирать за властью. С его появлением на базаре установился твердый порядок: мелких воришек секли; причинившим изрядный урон рубили руку.

– Пошлость заслуживает право стать пропуском в бессмертие? А почему, собственно, нет, если она знамя эпохи, десятилетия, дня. Кто осмелится вычеркнуть из истории день? Его можно переписать, но заменить, тем паче утаить, не выйдет.

Молодым человеком я оказался в Лондоне, и, гуляя по Portobello Road, [21] На Portobello Road в Лондоне находится знаменитый антикварный рынок посетил лавку старьевщика. Описание интерьера, собрания редкостей – в сторону. Опущу, пожалуй, и колоритную особу хозяина, выползшего из романа Чарльза Диккенса.

Лист бумаги. Меня интересовал лист бумаги шестнадцатого века, изготовленный между девяносто третьим и шестым годами. Причуда, блажь. Мелкая цель, не заслуживающая упоминания. Лист отыскался, его сопровождал сертификат поручитель. Барахольщик заломил цену, я согласился, сделка состоялась. В довесок хранитель нужных через века вещей завернул дополнительный лист, обойденный удостоверением. Близнецов выдернули из одного альбома, всего-то различий капля чернил в углу. Замаранный свидетель вдохновения Шекспира не имел цены, во всех доступных смыслах слова.

Что толку судить о туманном утре, или промозглом вечере елизаветинской Англии, писаре, поэте с пером в руке. Все, что этому дню полагалось, он исполнил. Послание, кочевавшее три с лишним столетия, нашло адресат. Чернильная капля затопила пошлость машинописного дня.

Приготовьтесь, я формулирую определение пошлости.

Пошлость это всегда отрицание через собственное утверждение.

Близко, но не совсем точно, много слов, не хватает обострения.

А если так.

Пошлость – это включение отрицания в собственное утверждение.

Нет. Что-то лишнее. Потерпите. Собственное, почему, собственно, собственное? Убрать.

Сделать утверждение ведущим словом.

Пошлость – включение в утверждение отрицания.

Готово!

Берите блокнот, в моем возрасте преступно упускать рок-н-рольное проворство мозга. Итак, письмо.

Salve.

Почтенный Анна, понимание того, что нам следует ожидать от сценария, упростит неизбежную дискуссию, которая, по вашему выражению, должна носить элемент «профессионально-художественного разбора».

Сценарий начинается с ИДЕИ (эмоциональной, рациональной и пр.). «Идея, по существу и прежде всего, представляет собой ФОРМУ ДЕЙСТВИЯ» (Платон).

Форма действия зависит от КОНЦЕПЦИИ, то есть способа мыслить сюжет, повествование, сценарий.

Так каков наш конфликт? Мы имеем дело с конфликтом концепций, или находимся в конфликте со сценарием. Разберем конфликт со сценарием.

Например, несостоятельность сценария к МАСШТАБУ ФОРМЫ, который вправе выбирать повествование.

Масштаб формы делится на две категории – БОЛЬШОЙ и МАЛЫЙ.

Большой масштаб формы мне малоинтересен. Это фильмы Форда, Леоне, Спилберга и т. д. Малый масштаб формы – фильмы Антониони, Тарковского, Феллини (перечень далеко не полный).

Масштаб малой формы, в отличие от масштаба большой формы, подразумевает наличие «ИНДЕКСА ОБРАЗА» (кинотермин французского философа Жиля Делеза).

Индексы образа создают ОБРАЗЫ и отношения между ОБРАЗАМИ, не исходя из языковых детерминаций. «Индекс в такой системе всегда НЕ РАВЕН САМОМУ СЕБЕ, он предполагает образ, означающий иной образ и вступающий в отношение с третьим образом» (теория знаков американского философа Ч.-С. Пирса).

Отношения между образами в системе индексации – это становление НАСТОЯЩЕГО прошлым. То есть, НАСТОЯЩЕЕ является суммарным результатом многочисленного сложения индексов образа с образами, где событийность, сама по себе, суть ИГРА ИНДЕКСОВ.

Игра индексов складывается в определенную ЭСТЕТИКУ технологии восприятия. Эстетика восприятия индивидуализируется в монтаже, который «не может быть правильным, или неправильным» (С. Эйзенштейн), потому что отражает КОНЦЕПЦИЮ.

Следовательно, мы имеем дело с КОНФЛИКТОМ КОНЦЕПЦИЙ, но никак не с КОНФЛИКТОМ СО СЦЕНАРИЕМ. Ибо сценарий не учебник, а пособие на пути к поиску знаков-индексов-образов.

Если мы придем к выводу, что нам предстоит выбираться из КОНФЛИКТА КОНЦЕПЦИЙ, то следует разобраться, с какой концепцией конфликтует концепция сценария. Лишь «профессионально-художественное» осмысление данной проблемы может вывести нас из затяжного кризиса, в котором мы ВСЕ пребываем.

С выражением симпатии

Виконт де Шарел.

– Хотел бы полюбопытствовать у ваших родителей, Эдвин, откуда у сына взялась смелость в рассуждениях об их дерзновенном прошлом. Запомните, забияка, «революция управляет людьми более, чем люди управляют ею… И даже злодеи, которые кажутся вожаками революции, участвуют в ней лишь в качестве простых орудий… Их к этому незаметно привели обстоятельства… и обретенное ими могущество наверняка поразило их самих больше всех остальных…». [22] Жозеф де Местр «Рассуждения о Франции» Словом, пешки…