Вадим Пряхин - Собрание сочинений. Том I

За дверью сразу же послышался собачий лай и торопливые шаги. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы белый пудель мог прошмыгнуть в образовавшуюся щель. Он моментально завертелся у ног незнакомца.

– Эдиль, ко мне! – приказала хозяйка, открывая дверь настежь. – Проходите, пожалуйста, – обратилась она уже к гостю.

Роман поздоровался и вслед за хозяйкой пошёл по длинному полутёмному коридору.

«Кажется, мои надежды не оправдались, – делал он на ходу первые выводы. – Волосы и глаза неопределённого цвета, рост выше среднего, предельно худая, на вид можно дать лет сорок с хвостиком…»

– Давайте-ка я вам помогу, – сказала женщина своим грудным голосом, принимая из его рук пальто. – Обувь можно не снимать, – продолжала она, видя, что гость начинает развязывать шнурки ботинок.

– Благодарю вас, – ответил Роман и вслед за ней прошёл в небольшую светлую комнату. В углу мерцал экран цветного телевизора. Посередине комнаты стоял журнальный столик в окружении трёх массивных кресел.

– Садитесь, пожалуйста! – показала хозяйка на одно из них.

Роман удобно расположился в кресле, положил на колени портфель и вынул из него зелёную папку. Собачонка сразу же запрыгала перед ним, пытаясь ухватить зубами тесёмки папки.

– Какая нетерпеливая, – улыбнулся он. – Прямо прелесть!

– Эдиль, на место! – приказала хозяйка, и собачонка прыгнула на тахту, положив голову ей на колени.

Роман смотрел сейчас на эту преждевременно увядшую, уставшую от жизни женщину и вдруг загадал: «Если она начнёт зондировать моё семейное положение, значит, с защитой всё будет о'кей…»

И действительно, он услышал первый её вопрос:

– У вас, наверное, большая семья? Трудно совмещать домашние заботы с работой над диссертацией?

Роман невольно улыбнулся и вдруг совершенно неожиданно для себя соврал:

– Нет, я один как перст…

И в тот же миг он уловил в её глазах – впервые за весь разговор – проблески какого-то к нему интереса…

Домой Роман вернулся к обеду.

Жена открыла ему дверь и сразу же пошла на кухню, из которой послышался вопрос сына:

– Папа, ты купил мне тетрадь?

– Общих тетрадей в магазине не было, – соврал Роман, только сейчас вспомнив о заказе Лёни. – Если хочешь, я отдам тебе свою амбарную книгу. Она тебе как раз под песенник подойдёт. Вот только вырву из неё несколько листов…

– Нет, мне нужна новая тетрадь, – обиделся сын. – Так и знал, что не купишь!

– Где же ты пропадал столько времени? – вступила наконец в разговор жена. – Мы же намечали до обеда сходить в универсам.

– Очень далеко, оказалось, живёт машинистка. И потом в нескольких местах ей было не совсем понятно, как печатать. Пришлось объяснять…

– Сколько же она возьмёт за печать?

– Такса – сорок копеек за лист. Стало быть, рублей пятьдесят.

– Ты что, с ума сошёл? – взвилась жена. – Ведь это же грабёж! А вдруг ты не защитишься? Тогда, значит, денежки тю-тю? Ребёнок без пальто ходит, а ты деньгами швыряешься!

– Потерпи ещё немного, Катюша. Вот увидишь, будет у меня после защиты диссертации «китайский скачок» в зарплате!

– Десять лет терплю. То нужны были деньги на эксперимент, затем на плакаты, а теперь на печать… Будет когда-нибудь этому конец или нет?

– Нет, не будет! – ответил за него Лёня. – Потому что он бестолковый! – Исын торжествующе посмотрел на мать в ожидании одобрения.

Роман удивлённо посмотрел на сына и молча задался горьким вопросом: «И откуда только ты такой взялся? Как же ты успел к своим двенадцати годам накопить столько желчи?»

Затем он медленно сложил пальцы правой руки для щелчка и уже занёс было её над головой сына, предвкушая, как тот подскочит сейчас на стуле, а жена завопит: «Живодёр! Убийца!..»

Но рука его вдруг безвольно упала. Роман лишь заскрежетал зубами и пулей вылетел из кухни.

На дворе сгущались сумерки, на дорогах гололёд. Настроение у Романа прескверное, если не сказать мерзопакостное… И каждый раз в таких случаях он усиленно искал острых ощущений. Не раз и не два стоял он у края платформы и представлял, что стоит только податься вперёд и… поезд снесёт его, как картонного паяца. Или вдруг оказывался мысленно в оконном проёме, на седьмом этаже и быстро протирал влажной тряпкой окно. Достаточно отпустить руку и… сразу же придётся изучать на практике закон свободного падения тела. А иногда пытался представить себя слепым, глухим или безруким… И каждый раз эти мысленные эксперименты помогали. Правда, однажды он так вошёл в роль, стоя перед быстро приближающейся электричкой, что даже довольно громко застонал, чем привёл в сильное недоумение стоявшую рядом пожилую даму в очках и какую-то смазливую девицу.

Но зато после каждого такого микростресса он как бы получал допинг и ощущал при этом заметный прилив сил. Накопившаяся за несколько дней апатия трудовых будней отодвигалась на задний план, и Роман чувствовал себя снова молодым, бодрым и энергичным. Он жадно ловил эти моменты встряски, чтобы с удвоенным рвением «наброситься» на диссертацию, на изобретательство или на стихи…

Сегодня Роман решил повторить свои мысленные опыты, чтобы снять неприятный осадок от перепалки с женой и сыном. Он начал озираться по сторонам и пытался побыстрее что-то придумать.

«Вон едет грузовик с прицепом. Пропущу машину, а из-под прицепа в последний момент выдерну ногу», – решил он.

Грузовая машина быстро приближалась. Её прицеп сильно подпрыгивал и вилял на ухабах…

«Пора!» – скомандовал себе Роман и сделал шаг вперёд.

Машина и прицеп поочерёдно подскочили на колдобине, и Роман сразу же почувствовал очень сильный толчок в голову.

«Бортом прицепа…» – промелькнуло в его сознании.

Роман упал и в каком-то пурпурно-оранжевом свете увидел лишь две картины: первая – его жена кормит грудью крохотного Лёню; вторая – его рука взметнулась вверх, чтобы отвесить сыну щелбан…

Затем сознание стало быстро угасать, а ещё через минуту Романа поглотила вечная ледяная мгла…

Светлана Васильевна вынула из машинки последний лист диссертации и задумалась… Ей впервые довелось печатать работу по сельскому хозяйству. И вот сейчас, как ей казалось, она прозрела, начиная отчётливо понимать, что допустила ошибку, когда бросила на четвёртом курсе институт.

Конечно, ей было бы трудно, а может быть, и невозможно добиться каких-то серьёзных результатов в области физики. Но ведь можно было перейти, хотя бы и с потерей курса, в какой-нибудь другой вуз. Ведь на МИФИ свет клином не сошёлся. Например, в ТСХА или в медицинский… И тогда была бы она на своём месте. А после окончания института пошла бы в аспирантуру и, возможно, печатала бы не чужую (как сейчас), а свою диссертацию. Однако это всё мечты, прожекты, а действительность такова – в сорок лет она всего лишь старший лаборант, и никакой перспективы роста…