Илья Тамигин - В начале было трое. Ироническая шпионская фантастика

При взгляде на родителей Олечка чуть не рассмеялась: мама в халате и бигудях стояла с раскрытым ртом и распахнутыми шире некуда глазами. Брови на жирном от крема лбу ползли вверх. Стояла она, почему-то, на одной ноге, поджимая другую. Девушка перевела взгляд на отца и смеяться сразу расхотелось. Изумление на лице полковника Воздушно-Десантных Войск, одетого в семейные трусы и тельняшку, быстро сменялось на тяжелый прищур вкупе с каменными желваками, зашевелившимися на щеках. Огромные кулаки сжались так, что побелели костяшки.

– Та-ак! – протянул он тихим, но очень жутким голосом, – Ну-ка, орёлик… Ага!

Угадай, Читатель, что собирался сделать с Соблазнителем Любимой и Единственной дочери полковник-десантник, человек весьма консервативных взглядов и суровых армейских привычек? Да ещё заставший его в такой интересный момент, торжествующе пульсирующим, извергающим Влагу Жизни могучим фонтаном на глазах у изумленной публики? (Пиша… пися… Люди! Как правильно-то!?.. Написуя эти слова с заглавных букв, Автор хотел подчеркнуть драматичность момента! Напоминаю также, что в 1976 году еще сильны были всякие пережитки прошлого, а сексуальная революция в СССР ещё не произошла!)

Жалкая жизнь в инвалидном кресле парню никак не импонировала!

Алексей быстро сел на кровати.

– Фёдор Кузьмич, Наталья Всеволодовна! Мы вот, с Олечкой, встречались-встречались… любим друг-друга… сильно… да… и вот, сейчас решили пожениться! Мои папа и мама согласны. А вы?

Мать невесты пришла в себя первая. Окинув одобрительным взглядом ладную обнаженную фигуру почти уже зятя, она ткнула остреньким кулачком в поясницу мужа, повыше сползающих семейных трусов.

– Мы согласны! – возвестила она ликующим голосом за обоих, и выскочила, чтобы вернуться через секунду с иконой Спаса Нерукотворного.

Федор Кузьмич обмяк. Пудовые кулаки разжались, на лице начала расцветать улыбка. Взяв у жены икону, он торжественно благословил дочь и Алешу, которые быстренько завернулись в простыни. Потом обернулся к жене:

– Наташа, собери там чего-нибудь, отметить же надо! А ты, Олька, не стой столбом, бежи, умойся и матери помоги! – и отвесил дочери звонкий шлепок по филейной части.

– Ай! Пуркуа, папá? – притворно возмутилась девушка, подхватывая одежду и устремляясь вслед за матерью.

Дождавшись, когда оденется Алексей, полковник положил ему руку на плечо и задушевно-проникновенно шепнул:

– А вот за то, что дочку мою пожалел до свадьбы портить, спасибо! Это же какую силу воли надо иметь, чтоб сдержаться, когда девка дает! Молодец, придумал эффективный обходной маневр! Уважаю! А то, ведь, гостям-то, после брачной ночи, простыню показывать положено, на которой молодые ночевали! Ну, пойдем, отпразднуем твоё успешное сватовство!

За столом, после третьей немелкой рюмки армянского коньячку, будущий тесть заявил:

– Ночуй уж сегодня у нас, Алешенька! Поздно уже, метро вот-вот закроют. Я родителям позвонил, они не против.

Помолчав, добавил:

– Паспорт у тебя с собой… Завтра схожу с вами, бестолковыми, в ЗАГС, прослежу, чтоб не напутали чего, заявление подавая! Договорюсь, опять же, чтоб побыстрее… Чего тянуть-то?

Олечка ликовала. Алексею после коньяку уже было все по фигу.

Вскоре все улеглись. Алеше, ради соблюдения приличий, постелили в зале на раскладушке. Он, от утомления, фейерверка эмоций и коньяка, уснул мгновенно. Ольга, свернувшись калачиком в своей постели и понюхав подушку, хранившую запах любимого, тоже постепенно погружалась в счастливый сон. Саркисовы старшие удалились в спальню и долго ворочались. К ним сон, почему-то, не шел. Наконец Наталья Всеволодовна, вдохновленная примером дочери, решилась.

– Федя, – дотронулась она до плеча мужа, – знаешь, я хочу… – и прошептала свою просьбу на ухо.

– Да ты же никогда раньше этого не делала! – удивился необычности просьбы полковник.

– А сейчас – хочу! Лучше поздно, чем никогда! Ну, пожалуйста! … И для кожи… это полежно… от мо’щин… – она уже начала действовать.

Федор Кузьмич пожал плечами, расслабился и получил удовольствие.

– Шура! Ты где? – воззвал дядя Яша утром, хромая по квартире в одних трусах.

– Здеся! – раздался приглушенный голос жены.

– Здеся большая! Иди, слушай, сюда, чего скажу!

Новость, сообщенная по телефону Саркисовым едва не в час ночи, бурлила и требовала выхода, катаясь леденцом на языке. Добудиться Шуры ночью было невозможно, пришлось ждать до утра. Но дядя Яша уснул, а Шура встала раньше его.

– Ну, вот она, я! – появилась она из кладовки.

Дядя Яша встал в позу герольда, объявляющего новости на площади:

– Наш сын, Алексей Яковлевич Соколов…

– Что!? Что с Алешей?! – побледнела Шура, хватаясь за сердце.

– Тьфу ты! Испортила! Дай договорить-то! … Сделал Предложение Руки и Сердца девице Ольге Федоровне Саркисовой! И Предложение принято!

Шура зарыдала, припав головой к мужниной груди.

– Эй! Ты чего? Да не реви, глупая ты баба! Радоваться надо! – растерянно, сбивчиво бормотал дядя Яша, гладя жену по голове.

– Сам дурак! Я от радости и плачу!

Отерла слезы, улыбнулась:

– Откуда ты знаешь, в такую рань? И Алешки дома нет!

– Оттуда! Федор вечером позвонил! Заходим, говорит, случайно, в комнату дочери, а они там целуются. Алёшка их с Натальей увидел и сразу объявляет: как кстати вы зашли, давно хотел сказать, что люблю, мол, вашу дочь, жениться хочу! Ну, согласились, куда ж деваться!

– Да, что ж ты сразу мне не сказал, Яков!

– Так, ведь спала ты! Не добудишься!

– Ага, добудиться не смог! Когда тебе надо, всегда расшевелишь и добудишься! А тут не смог!

Помолчав немного, Шура спросила:

– А когда?

– Сегодня пойдут заявление подавать. Три месяца ждать… Под Новый Год, или сразу после, на каникулах.

…А как Вы думаете, дорогой Портос, не спеть ли нам? Вот эту, боевую:

Наши жены – пушки заряжены,

Вот, кто наши жены!

…Да, согласен, жена-пушка – это для экстремала.

Полковник Минеев снял очки, вытер платком мокрое от пота лицо и шею. Конец сентября, а жара стоит тропическая: 29 градусов в тени! И эти идиоты уже начали отопительный сезон, до раскаленных батарей не дотронешься! Эх, сейчас бы на дачу, сесть на веранде, пивка холодненького похлебать… В прошлые выходные на станции мужик отличных раков продавал… По пять рублей… А в запрошлую субботу можно было взять даже по три, но маленьких… Если раков, да живьем в кипяток, да лаврушки, да перца черного побольше, а потом полить маслом растопленным, с чесночком! Язык проглотишь, м-м! Но, увы! На часах ещё только вторник…

Вздохнув и сглотнув слюну, он вернулся к чтению письма, пересланного в КГБ из отделения милиции №362, поскольку там (в письме, а не в отделении!) упоминались шпиёны в тёмных очках, вредители-расхитители, а также прочая контра Баба Настя, путавшаяся в 1916 году с антисоветским князем: