Игорь Сагарадзе - Партия в шестиугольные шахматы

Дедуля закончил наводить марафет и нажал кнопку на одной из уцелевших стенок системного блока. Экран засветился, и дедуля принялся щелкать клавишами, достаточно быстро, для пожилого человека очень уверенно, хотя наверняка познакомился с компьютером отнюдь не в юности. «Вот откуда ноги растут, – невесело подумал Виталий, – вот откуда уверенность, что собаку можно обучить думать , да еще в любом возрасте». Виталий попытался посмотреть на экран, что там такого интересного происходит, но оказалось, что со своего стула он не в состоянии ничего увидеть. Как ни вытягивал Виталий шею, все его попытки успеха не имели. Тогда он попробовал привстать, но стул отчаянно заскрипел, и Рупия так взглянула на парня, что тот плюхнулся обратно на сиденье и затих. Дедуля между тем начал вещать:

– В любом деле нужна аккуратность и последовательность. Люди думают, что от животных их отличает разум, и они правы, но только наполовину. Разум животных неизмеримо ниже человеческого, но у них есть инстинкт . О, инстинкт – великое дело! Он не позволяет ошибаться, заставляет действовать так, как задумала мать-природа. А она все задумала стройно. У человека тоже есть инстинкт , но он глубоко запрятан и не востребован. Поэтому-то человек со своим разумом тыркается во все стороны и везде шишки себе набивает. И вот, чтобы меньше этих шишек было, нужно все делать осмотрительно и аккуратно. И не бежать сразу по всем дорогам, а одну выбрать. И дорога эта должна быть только твоя. Пойдете вдвоем с другом – рано или поздно разойдетесь и потеряетесь, пойдете втроем – пропадете все трое, ну а будет вас толпа – так вообще ни шагу не сделаете, только на месте потопчетесь.

– Так значит, в толпе не пропадем? – решился спросить Виталий. – Лишь с места не сдвинемся?

– Именно, именно не сдвинетесь. Поэтому люди в толпы и сбиваются, считают, что так лучше, так безопасней, хоть и не стронемся с места, зато хуже не будет.

– Ну а как же прогресс?

– Прогресс – это клубочек тоненьких ниточек. И каждая ниточка – личный путь индивидуума (Виталий поморщился, не любил он этого слова). Толпа его, конечно же, тоже жаждет. Но в толпе прогресс невозможен. Там возможно только разрушение. Слишком много в толпе точек притяжения. Человека разрывает на части. Самое хрупкое, самое тонкое, оно же и самое сложное в человеке ломается сразу. Остается грубое и ни к чему не способное. Головы, руки, ноги. Рты, глаза, уши, пальцы, все есть. Есть лица, и хорошо еще, если лица, а то просто рыла, но уже нет ликов. Понимаешь ты это? Взоров тоже нет, а есть зрачки, безумная пляска зрачков. Слов нету, а есть крики и вой…

– Это понятно. А почему вдвоем-то нельзя идти?

Дедуля повернул голову и взглянул на осмелевшего Виталия. Пожевал губами, тремя губами – шрам был настолько глубок, что обе половины верхней губы двигались почти независимо. Снова отвернулся к экрану. Потерзал клавиатуру…

– Потому что мостик узенький, – ответил и захихикал. Рупия поморщилась. Виталий даже почувствовал с ее стороны какую-то поддержку.

– Понятно ему, – проворчал дедуля, – а если я тебе скажу, что без толпы ты прожить не сможешь, это тебе будет понятно?

«Ну вот, новое дело. Говорил, говорил, а теперь на попятный».

– Почему же не смогу?

– А-а-а, непонятно. То-то же. Знаешь ли ты, почему живет наша Земля? Вернее, почему мы на ней еще живем?

– Ну…, климат для человека удачный… вода есть… кислород для дыхания…

– Хорошо в школе учишься?

– Хорошо учусь.

– Вот, вот, учись. О Тунгусском метеорите что-нибудь слышал?

– Конечно.

– Так вот, этих тунгусских метеоритов должно было на Землю упасть видимо-невидимо. И вся жизнь давно закончилась бы, вымерла, сгорела бы, пеплом задохнулась. Но! Почти все, что влетает в Солнечную систему из космоса, отвлекает на себя Юпитер как самый тяжелый. Притягивает он все к себе, понимаешь? А у человека такого Юпитера нет, для него толпа – Юпитер… А то бы он, единственный да голенький, все напасти бы к себе притягивал.

«Помешался дед на философии. Но собака-то ему зачем? Зачем учить ее думать? Дедукция-то явно с его слов поет». Дедуля с хрустом распрямился и отодвинулся от экрана.

– Все, иди играй.

Виталий нахмурился. В каком это смысле – «играй»? А-а, это он Рупии. Но тоже странно. Всякие умные разговоры, таинственность, и вдруг – «играй». Вон как глазенки у Дедукции загорелись. Тоже, воображает, я, дескать, то, я, дескать, се. А сама – лишь бы до компьютера добраться. «Деньги, карты, два ствола» (на самом деле – «Kingpin» – «Джокер»), или «Герои», или «Война на Тихом Океане, или что-то еще. А почему он сам-то так долго сидел? Тоже играл? «Утро надо начинать с марафета…". Дедуля между тем громко чихнул, крякнул и раскрасневшимися глазами уставился на Виталия:

– Пойдем, Бонифация твоего посмотрим.

Разочарованный Виталий поднялся и украдкой посмотрел на экран. Но Рупия будто этого и ждала. Она мгновенно выключила телевизор и вся напряглась. Еще мгновение – и резко обернется, и таким взором окатит, что держись. Потренирует пляску зрачков в толпе. Да ну вас! Виталий решительно направился вслед за дедулей, ухватив по дороге ранец и куртку.

Комната за обшарпанной дверью была никак не меньше первой. Захламлена все теми же столами и стульями, но все-таки посвободней. Есть аккуратно застеленный диван и белый холодильник. Очень белый по контрасту со всей остальной мебелью. Бонифаций мирно дремал на небольшом куске линолеума, расцвеченного под паркет. Рядом краснела фотокювета, служившая, очевидно, миской. Кювета была пуста и чисто вылизана. Что ж, теперь можно и подремать. Молодец, Бонифаций.

Дедуля, обозрев ситуацию, удовлетворительно хмыкнул и посмотрел на Виталия. Подняв указательный палец вверх, провозгласил:

– Вот тебе домашнее задание.

Да, именно провозгласил. Виталий опешил. Не хватает ему учителей в школе, так вот еще здесь, здрасьте вам в окно. Но у дедули был такой торжественный вид, что возражать Виталий не решился, только лишь громко засопел, однако дедуля не обратил на это внимания:

– Так, так. Домашнее задание такое. Подумай, что бы ты хотел сказать в первую очередь, если бы был собакой. Э-э, Бонифацием.

«Дебил корявый», – подумал Виталий, но вслух, понятное дело, ничего не сказал.

– Подумай хорошенько, – продолжал дедуля, – это ведь твое первое обращение к человеку, к хозяину, можно сказать, к твоему Богу. Он, э-э, человек, не заслуживает быть Богом, но ты-то этого не знаешь. Может быть, хочешь о чем-нибудь его попросить (Виталий с трудом проглотил улыбку). Может, ты его хочешь как-нибудь назвать (Виталий хрюкнул, но снова сдержался). А может быть, хочешь что-нибудь ему сообщить, что-то очень важное на твой взгляд, чего он не осознает или не замечает…