Игорь Сагарадзе - Партия в шестиугольные шахматы

Тут дедуля понял, что Виталий отнюдь не находится в состоянии благоговейного трепета и едва только рожи не корчит. Пыл оратора угас, и он горько прогнусил:

– Эх ты, Афоня…

Виталий понял, что пора и честь знать. Молча натянул куртку, закинул за спину ранец и, задевая столы и коробки, потащился к выходу. Даже толком и не попрощался. Никто его не удерживал, никто не приглашал еще раз зайти. По дороге Виталий еще раз посмотрел на котят-сфинксов и сообразил, что они ненастоящие, фарфоровые или еще из чего-то неживого, холодного. Поэтому и Бонифаций на них внимания не обращал, и они сами как сидели, так и сидят. Что ж, это, в общем-то, естественно. Ничего другого и ожидать нельзя…

***

Зима обдала приятным колючим дыханием, искорками-отражениями взошедшего солнца в рассыпанной белой крупе, и дедуля с Рупией сразу выветрились из головы. Мост через окружную дорогу, «Автозапчасти», «Самсунг», уже открыты, тихие аккуратные пятиэтажные домики. «Аккуратность и последовательность», – вспомнил Виталий и тут же забыл. Остановка слева, остановка справа, а чуть дальше – «Канцелярские товары». Виталий толкнул пластиковую с витражом дверь…, и через несколько минут купил себе ежедневник, красивый, пухлый, с темно-синей твердой обложкой. Зачем? Сегодня все, что происходило, не имело сколько-нибудь видимых причин. Зима пришла, что еще нужно? Этим все сказано.

Дома Виталий, не торопясь, разделся, разгрузил ранец и уселся за письменный стол. Посидел, откинувшись на спинку стула, с полузакрытыми глазами, пододвинул к себе ежедневник, раскрыл его… Календарь на год. Сведения о владельце. Телефоны экстренной помощи. Часовые пояса. Коды междугородной телефонной связи. Дни рождения сотрудников. Телефоны для справок. Адреса, телефоны (на все буквы алфавита). Общие обороты речи: Русский, English. «Сердечный привет от меня… – Give my king regards to…". «Надеюсь увидеться с вами в ближайшем будущем. – Hope to see you again soon…". Пятнадцать шагов к уверенности в себе… «Перестаньте чрезмерно охранять свое Я – оно гораздо крепче и пластичнее, чем кажется…". План на день… Виталий взял со стола ручку, хотел что-то написать, но раздумал.

***

А следующим вечером Виталий встретил дедулю в магазине. Снег как выпал накануне, так сегодня и растаял, за день, удушливо теплый и затхлый, про него и морозец уже позабыли, лица утратили радостный румянец, пожелтели и осунулись, глаза недовольно посерьезнели. И только дедуля лихачил, как скоморох на ярмонке. Виталий его иначе бы и не заметил, а заметил бы, так не узнал.

– А-а, Валерьевна, – зажурчал знакомый вкрадчивый голос слева и чуть сзади, в бакалейном отделе. – Знаешь, Валерьевна, а я меняю свою Клаву на валенки…

Виталий оторопел. Какая еще Клава. Там ведь никакой Клавы не было. Да и не видно было, чтоб кто-то еще жил.

– Ты ее что мне предлагаешь, – насмешливо ответила Валерьевна, дородная рыжая продавщица. – На кой мне твоя Клава?

– Ты не поняла, Валерьевна. Вот, сразу видно, что в шóхматы не играешь. А играть надо. И память разовьешь, и думать научишься, и не просто думать, а хотя бы на два хода вперед просчитывать (Валерьевна обалдело вытаращила глаза на дедулю). Я вот Клаву на валенки обменяю, и милости прошу тебя ко мне.

Валерьевна чуть не выронила коробку с макаронами, очевидно, предназначавшуюся как раз дедуле. «Странно, – подумал Виталий, – он, что, Бонифация думать обучил и теперь на радостях корки откалывает. А Валерьевна с чего тормозит? Они ведь давно знакомы, если он по отчеству ее зовет, что же, еще не привыкла?» В это время Валерьевна пришла в себя и бухнула коробку на прилавок.

– А меня ты на что поменяешь?

Дедуля рассмеялся, заливисто и тоненько. Хохотом это назвать было еще нельзя, но и хихиканьем уже тоже.

– Одумайся, Валерьевна. Тебя-то зачем менять. Такую женщину статную, да с такой профессией. Идиот я, по-твоему? – тут смех все-таки сорвался на хихиканье, так что последний вопрос выглядел на удивление уместным.

– Десять рублей, – процедила Валерьевна.

Дедуля перестал смеяться, но улыбочку сохранил. Гаденькую улыбочку. Воровато оглянувшись, он подался вперед, насколько позволял прилавок:

– Послушай, Валерьевна, – голос снизился до громкого шепота, – а в кредит не отпустишь?

Виталий усмехнулся. «Тоже мне! Граф в ресторации… В кредит…» Взгляд Валерьевны не предвещал ничего хорошего. Судя по всему, чувство юмора у нее истощилось. Заволновалась и очередь. «Людей – раз, два и обчелся, а столько стоим».

Но дедуля не собирался сдаваться:

– Валерьевна, в кредит, а? В кредит. А когда ко мне переедешь, тогда и сочтемся.

Говорил он так уверенно, как будто бы дело с переездом было не только решено, но и обговорено в деталях. Так, небольшое текущее дополнение к давно закрытому вопросу. Валерьевна смотрела на дедулю ошалело и злобно, но с интересом. Глаза навыкате, губы поджаты, кожа так и полыхает. Известное дело, рыжая, она и есть рыжая. Тут до Виталия дошло, что никакие они не знакомые, просто у продавщицы бейджик на левом нагрудном кармане: «Эльвира Валерьевна, продавец». А дедуля ей, поди, и неизвестен, как и она ему, человек он такой, со всеми на ты, любому может подмигнуть и гадость сказать под видом шутки. Развеселый мужичок, жизнеградусный товарищ, как говорит мама. Может, действительно пьян? Да нет, пожалуй. Манера такая…

– Десять рублей, – прозвенел голос Валерьевны.

– Да сейчас, сейчас, ну что ты, – засуетился дедуля, – я ведь так, в качестве предложения. Не хочешь, так не хочешь.

Судя по всему, дедуля прекрасно знал меру, и обострять ситуацию ни в коем случае не собирался. Виталий кривил губы, пока дедуля шарил по своим карманам, а напрасно. Не прост, дедуля, не прост… Виталий уж и отвернулся, и уже думать-то о дедуле забыл, а тот, проходя мимо со своей коробкой макарон, ухватил его за плечо:

– Пойдем, Афоня, пойдем со мной. Не бойся. Что-то интересное покажу.

Так что же, заметил он Виталия еще раньше, чем тот его? И всю сцену не для него ли разыгрывал? То шебутной такой, ехидный, а то тихий, заговорщика строит: «Пойдем, пойдем со мной, – чуть ли не шепотом, – интересное что покажу».

И опять не понял Виталий, почему за дедулей пошел, зачем пошел. Буркнул только под нос:

– Меня Виталием зовут.

Дедуля ничуть не удивился. Более того, когда вышли на улицу, поднял указательный палец:

– Я так и думал.

Виталий не боялся дедули. При всей своей нарочитой ненормальности, страха дедуля не внушал. Виталий даже решился съязвить:

– А что Вы мне интересное покажете? Шóхматы?

– И шóхматы тоже, – дедуля иронии как будто не заметил. – Но кроме того… Сейчас увидишь.

Желтые, бурые листья неслышно стелились под ноги. Они уже коснулись снега, их уже раз окатил холод, окатил и отступил, спрятался, вместе с ним спрятался и снег, и листья размякли, размазались по земле, утратив осеннюю хрусткость. Ни осени, ни зимы, а солнце распустить по домам по капельке, по лучику, раз уж оно еще не решило, высоко ли, низко ли сиять над горизонтом, отражаться во льду или в лужах, греть до истомы или сопровождать мороз.