Андрей Глущук - Миллионер

После первого выстрела начинается полное светопреставление. Кто-то выбегает из гаража, кто – то с него прыгает. Маты, выстрелы, глухие удары. Я в обнимку с сумкой потихоньку даю задний ход. Мне бы, наверное, удалось удалиться незаметно и вежливо – по-английски, но Кешка решает, что началась большая игра, не принять участи в которой с его стороны было бы просто преступлением. Он с громким лаем дает круг по двору, а затем мчится ко мне, на ходу очень эмоционально комментируя происходящее.

Автоматчик оглядывается на лай как раз в момент теплой встречи хозяина и собаки. Его темные зрачки спокойно ощупывают меня и, вслед за ними разворачивается зрачок автомата. Что-то в этом взгляде мне кажется знакомым. Я не про автомат, конечно. Мишенью до сих пор, слава Богу, быть не приходилось. Видимо и этот, в маскхалате, что-то пытается вспомнить. Это дает мне пол секунды форы. А больше для прыжка за пролом в заборе и не требуется. Заставить меня повторить этот полет спиной вперед с разворотом на 180 градусов и длиной метров в 12 уже не удастся никому. Во всяком случае, я на это надеюсь. Впрочем, мировой рекорд зафиксировать некому. Судьи, зрители и остальные участники чемпионата по пулевым прыжкам ещё дрыхнут в теплых постелях. Зато прыжок оказывается только первым видом «многоборья».

Еще года два назад я вполне прилично бегал. Стометровку за десять с половиной секунд в сезон выдавал стабильно. Причем без всякого анабола. Но дистанция 400 метров у меня всегда вызывала смертельную тоску. Бег на круг, эти проклятые четыреста метров, я просто ненавидел, как каторжник ненавидит кандалы. Пули оказались неплохими стимуляторами. От пролома в заборе до моего подъезда никак не меньше четырехсот метров. Я их пролетаю как птица. Виктор Маркин в свой золотой олимпийский сезон не бежал с такой легкостью и скоростью как я. Чуть впереди, с повернувшись ко мне башкой, несется совершенно счастливый Иннокентий. О таком веселом приключения он мечтал всю свою собачью жизнь.

На родной пятый этаж мы вкатываемся кубарем на одном дыхании. Точнее от меня остается одно дыхание. Одно громадное обожженное легкое. Закрывая дверь на два замка, и понимаю, что уже не в состоянии сделать ни шагу.

Вот такая утренняя сводка погоды: «В столице обильные финансовые дожди, в Чечне некоторое снижения уровня свинцового загрязнения, в Сибири – временами небольшие перестрелки с летальным исходом».

Только здесь, в прихожей я замечаю, что так до сих пор и прижимаю к себе тяжеленную спортивную сумку. Скорее по инерции, чем из любопытства дергаю за замок «молнии». На пол сыплются банковские упаковки сто долларовых купюр. Такого количества денег сразу я не видел никогда. Разве что в кино.

Оказывается, финансовые дожди выпадают не только в Москве.

Себе, как спортсмену, я приговор подписал уже давно. Если бы проводили заочные чемпионаты мира среди кандидатов в мастера спорта, то, вне сомнения, у меня были бы неплохие шансы на победу. В моем активе имелись тренировочные результаты близкие к рекорду страны. Не нынешней, ампутированной с названием Россия, а того огромного куска Евразии, который назывался СССР. Я имел прекрасные секунды. Но не на соревнованиях. А быстрые ноги с тормозным характером неинтересны никому. Я это понял, принял как должное и спокойно перешел на тренерскую работу с тихим доживанием в штатных заводских спортсменах.

Тогда я повез первый свой набор в летний спортивный лагерь. Ирка была, что называется, одной из многих. Высокая, длинноногая, худющая, сколиозная как все современные дети. В моей группе она появилась «вагончиком». Сначала за ручку на стадион привели ее подружку. Папаша подружки, бывший спортсмен, ностальгируя по прошедшей спортивной молодости, с тоской глядел на черную мозаику легкоатлетической дорожки. По выражению лица ребенка было понятно, что ничего кроме молчаливого, но бескомпромиссного протеста стадион у девочки не вызывает. Тренировалась она так, как и должны тренироваться дети, которых в спорт приводит родительская воля. Я чаще бывал у нее в школе, выясняя причины очередного прогула, чем она на моих тренировках. Во время одной из экскурсии, в изрядно надоевшее весьма среднее учебное заведение, выяснив, что ребенок не посещает и школу (этот факт несколько улучшил моё настроение), я с чувством выполненного долга, уже совсем собрался, пойти где-нибудь перекусить, как на сцене появилось это жутко обаятельное, прелестно улыбающееся существо.

– Вы не волнуйтесь, Наташа болеет. Скажите, когда у вас тренировка, я ее приведу.

Действительно, через неделю будущая надежда мирового спринта прибыла под ручку с прогульщицей. Зиму эта пара старательно «курила бамбук». Но ближе к весне, когда все нормальные дети уходят в загул, вдруг неожиданно девчонки стали тренироваться. Результаты не заставили себя ждать. Уже на первых летних стартах моя зеленоглазая красотка выполнила второй взрослый. Для трех месяцев тренировок и четырнадцати лет вполне приличное достижение. Словом, место на летних тренировочных сборах было завоевано в честной борьбе.

Кто не работал тренером в спортивном лагере, тот не имеет представления, что такое Ад на земле. Два десятка индивидуумов полных сил и неисчерпаемой энергии, несмотря на двухразовые тренировки и утреннюю зарядку с завидным упорством снуют как челноки в ткацком станке с одной заветной целью – нарушить максимальное количество запретов, придуманных взрослыми. Причем это отнюдь не осознанный протест против своего подчиненного положения, это увлекательная игра, где поражение в одном из ее эпизодов только стимулирует создание следующего приключения. И они создавали.

Первый час ночи. Я только успокоился и выбрал единственно удобное положение на проваливающейся до пола сетке кровати, как в палате у девчонок кто-то на полную катушку врубил радиоприемник.

– Ну не засранки ли? – возмущаюсь я, натягивая трико. Нет, в самом деле: утром в полвосьмого подъем, днем прикорнуть наверняка не удастся. Сейчас, по опыту знаю – раньше двух ночи мне уснуть не дадут. Эта милая пытка бессонницей продолжается с начала сезона, уже полторы недели.

Выхожу на веранду. Ночь удивительная. Если бы мне давали выспаться хотя бы раз в три дня, я бы сам сегодня спать не лег. Воздух – парное молоко, настоянное на сосновой хвое. Духота июньского дня немного отступила. Небо темно-серое. Звезды едва просвечивают. Сибирское лето не дает им показать себя во всей красе. Закат проваливается в сумерки, а сумерки переходят в рассвет. Сейчас бы взять полотенце и на речку, в таинственную темную воду. Или к вожатым в отряд, на свиданье. Очень милые девицы командуют в четвертом отряде. Да только в моем нынешнем состоянии можно нырнуть в реку и уснуть, а утром ниже по течению выловят мой сонный труп. А уснуть на свидании: порядочные мужики после такого конфуза должны стреляться.