Марина Бойкова-Гальяни - Прощание с Аэлитой. Роман

Тетя Зарина отвернулась и молодые поцеловались.

– Ну, я пошел? – Семен на секунду задержался у дверей.

– Две минуты, – будущая теща вышла на кухню.

Семен горячо обнял невесту, шепча клятву верности.

Поезд набирал ход. Прошлое отступало и Семену казалось, что образ любимой блекнет с каждым оборотом колес. Проводник предложил чаю и лишь теперь молодой человек ощутил голод. Мама собрала в дорогу шаньги, подорожники, отварную курицу, малосольные огурцы и хлеб домашней выпечки. Вагон был плацкартным и пассажиры в основной массе, распаковывали термоски, выкладывая снедь на приоконные столики. Три соседних места занял мужчина с женщинами примерно одного возраста.

– Будем знакомы, сосед! Я – Жора, моя жена – Ульяна и сестра Настена. – Упитанный мужчина неопределенного возраста, протянул Семену причудливо татуированную руку. Тот пожал:

– Семен. Куда едете?

– В Питер. Дамы страсть хотят поглядеть северную столицу. А ты, братан?

– В Малую Вишеру через Питер. Сослуживца проведать.

– Где служил?

– Чечня.

– А я Авган прошел. Дамы, подсуетитесь.

– Ладно, чего там.

– Не жмись, браток. Мечи припасы!

Семен выставил бутыль первача и закуску.

– Ого! – одобрил новый знакомец. – Вздрогнули за женщин, потом со свиданьицем.

Выпили.

– Малая Вишера, это же в наших краях. Не понял!

– А еще в новгородских землях!

– Иди ты! Бабоньки, слышали? Новгородская Вишера!

– И чего ж удивительного? – Вмешалась Ульяна, – тебе, Жора, все в диковину, на самом деле хватает одноименных сел, разных первомайских, дубков и прочих.

– Вишера не Дубки. Мистическое совпадение. Чую, не спроста.

– Мели, Емеля, – Ульяна толкнула мужа локтем в бок. – Мистика.

– Ты, благоверная, помолчи. У меня нюх. Попомни, Сеня. Огребешь сполна на свою задницу в этой, как ее, Вишере.

– В Малой, – подсказал Семен. – Наливай еще, брат. Выпьем за туманное будущее. – Он выпил полстакана самогона и подцепил вилкой черемшу, – славно посолена.

– Ульянка старалась.

Жорина супруга зарумянилась и потупила взор:

– Спасибочко на добром слове.

– Туманное будущее, – повторил Семен, – погощу у дружка две недельки, и назад подамся к невесте Наталке. Свадьба назначена. А там семья, работа. Отпрыгался. Такая вот мистика.

– Любишь свою Наталку?

– Очень.

Настена, сестра Жоры, зевала, глядя в окошко. Темнело, мелькали редкие фонари проплывающих деревень.

– Говорят, в Петербурге летом ночей не бывает.

– Бывают, но светлые. Небольшие сумерки. Увидим. Не выспалась?

– Где там? Поднялась ни свет, ни заря.

– Верно из самого Красновишерска?

– Не угадал, служивый, бери ближе – из Соликамска.

– А я до Красновишерска верст тридцать отмахал местным подкидышем, а уж дале автобусом.

– Эк забрался. С заимки чо ль?

– Ну, – Степан подавил зевок.

Настена кивала носом. Жора потянулся:

– Эхе-хе! Уснешь, глядя на вас.

Развернул матрац на верхней полке:

– Идем, Уля, бельишко получим.

Та закопошилась, настороженно глядя на Семена. Тот повернулся лицом к противоположной стене и тоже развернул матрац.

– Сколько надо, Жора?

– Давай триста, не ошибешься.

– Триста? Боже, правый!

– Да не знаю сколько.

– По тридцать рубликов бельишко, – сказал Семен, доставая из старинного, с металлическими пряжками, выцветшего чемодана, спортивный костюм.

Дамы спешно ретировались в туалет. Жора через несколько минут скрылся в том же направлении. Переодевшись, Сеня отправился к проводнику за бельем и на полпути столкнулся с попутчиками, торжественно несшими на вытянутых руках простыни, отдающие за версту влагой.

– Мы уже! – похвастал Жора. – Девчонки спать лягут, а мужики – в бордель, – расхохотался, довольный шуткой.

– Мне только этого не хватает! – Покривился Сеня.

Когда вернулся, компания улеглась: Жора на верхней полке, дамы – на нижних.

Постелил себе, улегся на спину, подложив правую руку под затылок, а левую на грудь. Стук колес убаюкивал, и скоро молодой человек уснул. Снились мать, Наталка почему-то в черной старообрядческой хламиде до пят. Мать шевелила губами, осуждающе качая головой, а Натаха повторяла словно попугай:

– Брошусь с Писаного камня вниз и поминай!

Семен застонал, очнулся. Жора бормотал во сне. В вагоне было душно, горло саднило.

– Огребешь сполна в этой Вишере, – вспомнил слова попутчика.

– Тоже мне, предсказатель хренов.

Включил подсветку над полкой, свесив голову, посмотрел на столик:

– Слава Богу, квас не выпили!

Исхитрился удлинить руку так, что бутылка оказалась горлышком между средним и указательным пальцами. Поднял, припал губами, жадно глотнул: хорошо!

Жора всхрапнул, пробормотал:

– Мать ети! – и повернулся носом к стенке.

– Поезд резко тормознет, и навернется мужик с верхней полки, – подумал Семен, притягивая к себе ясную, как день картину падения Жоры: вот он кубарем катится с полки, головой о столик, удар, хруст шейных позвонков, вопль.

– О-хо—хо! – Простонал сосед, резко повернулся на спину, отмахиваясь свободной рукой, и едва не потеряв равновесия, ухватился за ручку на стене, – Бляха-муха! – выругался, проснулся и тяжко кряхтя, слез вниз, – жарища!

Сеня вернул на стол бутылку с квасом:

– Не спится?

– С непривычки. Курить хочешь?

– Ну, – ответил Семен, осторожно слезая вниз, и подтянул спортивные штаны, – что куришь?

– «Петр Первый», а ты?

– «Оптиму» – дешево и сердито.

Вышли в тамбур. Пассажиры спали.

– В купейных, верно, кондиционеры, а плацкарта….

– Мы пассажиры низшего класса, – кивнул Семен, – да мне и так нормально, чай не барин. Еду и ладно. К товарищу прибуду – наотдыхаюсь!

– Встретит?

– А то. Из Питера сразу в Вишеру.

– И город не покажет? Жди, мол, другого раза.

– Покажет, обещал. Я же на две недели.

Он едва узнал товарища в мускулистом плотном мужчине. Парфен сам окликнул:

– Сеня! Здорово, корешок дорогой!

Обнялись.

– До электрички телега времени, посидим где-нибудь, выпьем. Погодь, берем тачку до Московского вокзала. Рюкзачище – в камеру хранения там же.

– Тачку?

– Такси.

– Эт понял, но зачем тратиться?

– Без разговорчиков!

Семен, вздохнув, пожал плечами.

– Куда едем, деревня? ― добродушно окликнул водитель серой «Вольво».

– Московский вокзал.

– Вещи в багажник!

– Понял, не дурак, ― ответил Парфён, толкая товарища к машине.

– А что, заметно? ― Семён захлопнул заднюю дверцу, усаживаясь поудобней.

– В смысле?

– Деревня.

– Хм. На лбу написано.

– Это площадь Восстания, а там знаменитый Невский проспект. Спасибо, шеф. Сдачу себе оставь.