Самуил Ходоров - Белая Лилия

– А разве хлеб и соль не входит в запрограммированный ритуал, господин Валтрунас.

– Будет вам, мадемуазель и хлеб, и соль, и даже какао с чаем, только всё это внутри дома.

– Послушай, Юргис, мне, действительно, неудобно нарушать покой твоих родителей среди ночи, отвези меня, пожалуйста, к девочкам.

– Лимит на девочек сегодня закончился, – жизнерадостно заявил Юргис, открыв входную дубовую дверь двухэтажного каменного особняка.

Миновав небольшую прихожую, размеры которой в два раза превышали площадь комнаты, занимаемой Лилей, Лялькой и Ларой в общежитии, они прошли в салон, габариты которого походили на танцевальный зал в их университетском клубе. За большим, овальной формы, столом ужинали средних лет мужчина и женщина, одетые явно не по-домашнему. Только потом Лиля узнает, что в литовских семьях не заведено выходить к столу, как на Украине, в халате, в пижаме, в спортивных трико и домашних тапочках. Отец Юргиса был одет в светлые из добротной ткани брюки и тональной к ним фиолетовую рубашку, а мать была в строгой чёрного цвета юбке и белой гипюровой блузке. Складывалось впечатление, что это не тривиальный семейный ужин, а празднование какой-то особой даты. Юргис что-то сказал родителям по-литовски, а потом, взяв Лилю под руку, подвёл её к столу и торжественно провозгласил:

– Знакомьтесь, это моя боевая подруга Лиля из Украины, помните, я вам рассказывал, как мы с ней напугали медведя в тайге.

Лиля покраснела и, смутившись, выдавила из себя:

– Ну, это ещё неизвестно кто кого напугал.

– Наслышаны, наслышаны о ваших приключениях, – сказал, протягивая Лиле руку, отец Юргиса, – давайте знакомиться, меня зовут Зикмундас Пра-нович, мою жену – Ева Антанасовна.

Не дав мужу договорить, мать Юргиса весёлой скороговоркой проворковала:

– Ну что же ты детей держишь по стойке смирно, они стоят перед тобой словно ты генерал, а они солдаты. Лиля, не стесняйтесь, пожалуйста, прошу к нашему столу, как раз чайник закипел, а я сейчас же принесу наше домашнее варенье.

Они долго чаевничали, беседовали на различные жизненные темы, Лиля ощущала, что от этих людей исходит душевная теплота и искренняя благожелательность к ней. Она совсем не ожидала, что будет чувствовать себя с родителями Юргиса так непринуждённо и раскованно. Они показались ей простыми, скромными и неприхотливыми людьми. В общем, так оно и было на самом деле, если не задаваться вопросом, на какие средства построен этот каменный дворец, в котором можно было свободно поместить всю их алтайскую геологическую партию без боязни, что работники этой партии будут стеснять друг друга. С другой стороны, Лиля ещё не знала, что Зикмундас Пранович, профессор, доктор географических наук, декан географического факультета Вильнюсского университета, где учился Юр-гис, а Ева Антанасовна, кандидат геолого-минералогических наук, занимала ответственную должность заместителя директора института геологии и географии. Юргис никогда не рассказывал, что принадлежит к династии работников геологической службы, занимающих в ней высокие служебные ступени. Уже к концу своего пребывания здесь отец Юргиса передаст Лилиному декану, профессору Гончару, которого он хорошо знал, подарок – свою толстую научную монографию, которая вышла в свет в московском издательстве «Недра». А Ева Антанасовна на прощание скажет ей:

– Лилечка, нам было очень приятно контактировать с такой скромной и пристойной девушкой, как вы. Приезжайте к нам ещё, а если надумаете работать у меня в институте, то я напишу письмо-ходатайство в ваш университет и в министерство геологии СССР, там меня знают и думаю, что не откажут в моей просьбе. Город у нас замечательный, поработаете несколько лет, а там, даст бог, поможем и квартиру получить.

У Лили на глазах выступили слёзы, такого ей ещё никто и никогда не предлагал. Она не удержалась и, на ходу утирая слёзы, подбежала к Юргиса маме и, не стесняясь, расцеловала её. Этим дело не кончилось, последнюю точку в Лилином визите поставил Юргис. Когда она катались с ним на лодке на диковинном лесном озере, он остановил её на средине водной глади и, отбросив вёсла в сторону, проникновенно озвучил то, что думал:

– Послушай, Лиля, а ведь в первый твой день здесь, в кафе, когда предлагал тебе руку и сердце, я не шутил. Просто не хотел при всех кричать, что очень тебя люблю.

– Юргис, не надо, очень тебя прошу, не надо, – жалобно заговорила Лиля, – ты ведь знаешь, что в Львове есть человек, с которым меня связывают более чем близкие отношения.

Юргис, пропустив слова Лили, мимо ушей, взволнованно продолжал:

– Лиля, ты не понимаешь, мы будем с тобой жить, как у бога за пазухой. Мать уже устроила мне место советника по охране окружающей среды на Кубе, мы поедем туда вместе на три года. Потом отец организует мне место в аспирантуре, несколько лет и я защищаю кандидатскую диссертацию, становясь молодым и перспективным доцентом. Родители помогут нам построить дом, я ведь у них единственный сын. Пойми, всё у нас будет хорошо.

Конечно, если бы на месте Лили оказалась незабвенная Леночка Варе-ница, то она бы непременно бросилась бы в объятия к Юргису, целуя его во все возможные и невозможные места хотя бы только за то, что роскошная и комфортабельная квартира Виктора даже в подмётки не годилась двухэтажному замку Юргиса. Но Лиля Сергачёва была не Леной Вареницей, она в никоей степени не ассоциировала себя с лицемерами, которые кривят душой. Поэтому она не нашла ничего лучшего как сказать ему:

– Нет, Юргис, это ты пойми меня. Ты очень хороший человек, многое в тебе мне очень нравится и, если быть до конца откровенной, ты мне до невероятности симпатичен. Но, прости меня великодушно, в самой глубине моей души, в том месте, где проходит миокард, сидит человек, которого я люблю, и ничего с этим поделать я не могу.

Через несколько часов после этого разговора львовский поезд неоправданно быстро увозил Лилю из Вильнюса, в котором она, вполне возможно, оставила недописанную, но, абсолютно точно, – одну из самых светлых страниц своей жизни.

А жизнь эта почему-то выстраивается так, что праздники, которые пролетают, как одно мгновение, накладываются на суетливую, а иногда монотонную, поступь буден, которые, иначе, как серыми, и не назовёшь. Но и в заурядной и невыразительной их череде Лиля приучила себя находить светлые тона. Таким прозрачным колером этой суеты явился её дебют в роли школьного учителя. Нельзя сказать, что «сеять разумное, доброе и вечное» было мечтой её жизни, но первый урок, который она вела в девятом классе, определённо удался. Когда она в заключении сказала школьникам, что не всем из них суждено сделать великие географические открытия и стереть белые пятна на карте, но совсем не лишне всем им хорошо ориентироваться на земном глобусе, уверенный шаг по реальной поверхности которого, несомненно, приведёт к желанной цели, весь класс радостно захлопал в ладоши. Директриса, которая присутствовала на уроке, сказала ей в учительской: