Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

Притом происходила удивительная вещь – ничего не делая, все кроме Андрея, постоянно находились на рабочем месте, то есть создавали проблемы каждому посетителю.

К тому же, мужчины, проявив солидарность и здравомыслие, спихнули оба городских телефона в комнату девиц, а местные телефоны не работали со времен начала застоя, когда все как-то постепенно переставало работать, при этом, не усложняя жизни ни работавшим, ни руководившим работой.

Так, что кому-нибудь что-нибудь поручить было не то, чтобы не возможно, но просто как-то нельзя и все.

И все…

Для того, что бы понять, что к чему, Андрею хватило нескольких секунд.

Будников доказывал Кружкову:

Да кому этот Высоцкий нужен. С Окуджавами остальными.

Да кто его вспомнит, Высоцкого этого, – разъяснял Кружков Будникову.

Как и всякие малочтопонимающие люди, они брались судить обо всем. Причем не рассуждать, а именно судить, а, значит апеллировать к истине.

Доступной их пониманию.

Легче всего понять, что человек из себя представляет, когда он рассуждает на темы, кажущиеся ему очевидными.

Вообще, очевидность, это мера безграмотности…

– Господа офицеры, – поприветствовал обоих Андрей, потом щелкнул каблуками и повернулся через левое плечо. За спиной он услышал:

– Вам бы, Андрей, не стоило ехидничать, когда разговаривают опытные люди. И вообще, не мешало бы вам обзавестись некоторыми принципами.

– Принципы, это те взгляды, которые просто не успели стать иллюзиями, – Андрей отправился в комнату к девицам.

Оба телефона были заняты.

– В «Молодежном» была?.. Было что путнее?.. Народ брал, да?.. – говорила Эльвира.

– Ты представляешь, ей уже двадцать девять, а он армянин… – говорила Мила.

– Я кому-нибудь нужен? – громко спросил Андрей. Обе девицы уставились на него, не пытаясь скрыть возмущение:

– Не мешай работать!

– Простите великодушно, – проговорил Каверин, и уже закрывая дверь, услышал:

– В бухгалтерию зайди. Тебе премия… Везет же…

Насчет «везет», это не ерунда. Чудеса трудового героизма в финансовый отчет не принимаются, и премия, в конце концов, начисляется не за работу, а за удачу.

И все-таки удержаться от оценки трудно.

Слаб человек.

Если слаб.

Поэтому в комнате инструкторш еще несколько минут не громко и безинициативно раздавались слова, среди которых: «Лентяй», – было ласкательным словом.

Но Андрей этого уже не слышал. Хорошо, что люди слышат совсем не все, что о них говорят.

Это несколько улучшает отношение человека к человечеству…

На дворе Андрей Каверин встретил начальника отдела культуры Короткова, который стоял перед открытым капотом своего «Москвича»:

– Нет, ты представь, только купил новые тяги к рулевому, и уже резьба полетела. А это ведь в управлении самый главный элемент.

Мало того, что движок не тянет, так еще и управление ни к черту.

А ты, наверное, удивляешься тому, что я руками размахиваю.

– Не удивляюсь. Не ногами же вам размахивать.

Коротков не обратил внимания на иронию:

– Кто поставляет людям в системы управления сплошной брак?

– Самые плохие элементы с системы управления народу поставляет ЦК КПСС, – вяло ответил Андрей и пошел в салон на Киевской. А одичавший от перестроечной свободы Коротков, лишь снова махнул рукой…

В салоне знакомая продавщица Маринка сказала Каверину:

– С тебя конфеты.

– Они у меня дома.

– Знаешь, Андрюш, сейчас картины совсем не покупают. На одной бижутерии держимся. Даже налоги платить нечем.

– Да, ничего, мне и своих денег хватает, – соврал Каверин.

– Но одну, твою, я все-таки впарила индийцу.

А может узбеку.

Так, что получай деньги.

– Значит, через мои руки сегодня не то, чтобы пройдет, промарширует, не только премия, но и гонорар.

– А я к тебе зайду на днях. Тем более, что у тебя, кажется, есть очень сладкая конфета, – при этом, выражение лица у Маринки было таким ехидным, что Андрей подумал: «Черт их поймет, этих молодых девчонок, что у них на уме?» – весьма здравая мысль о том, что их поймет не черт, а Бог, ему в голову не пришла:

«Хотя, кажется, их скорее поймет индиец.

А, может, узбек…»

Видимо, эти мысли отразились на лице Андрея, и Маринка сумела прочесть их. И, тем самым, продемонстрировала, что совсем не глупа, хотя и была не в ладах с демографией:

– Будь моя воля, я бы всех мужчин изничтожила.

– Будь, Мариночка, твоя воля, – улыбнулся ей Каверин, – Участь мужчин была бы еще непредсказуимей…

Не смотря, на регулярность историй о молодых женщинах, выходящих замуж за пожилых, но социально, а, значит, и материально выгодных мужчин, попросту, за стариков-начальников, такие случаи на практике до самой перестройки, были довольно редки.

И здесь, главной причиной было искажение самого смысла морали.

Иметь любовницу, о которой знают все, это был мелкий и вполне простительный грех для начальника-партийца.

Вроде курения или алкоголизма.

А вот женитьба на молодой, да еще и красивой женщине, то есть, получение красавицы в официальную эксплуатацию, это уже безнравственность, вызов какой-то.

За это можно было и должности лишиться. Даже без перспектив на персональную пенсию.

В ситуацию, в которой оказалась Ирина, ее занес тот самый ветер перемен, который обязательно кого-нибудь куда-нибудь заносит.

Иначе, это не ветер перемен, а просто ветер.

А еще хуже – буря в стакане воды…

В определенном смысле, смысле института семьи, перестройка, это переход от генеральной фразы: «Если любишь – женись», – к генеральной фразе: «Если любишь – люби…»

Первый удар по компартии со стороны семьи, был сделан тем, что партия перестала иметь какое-либо право на семью.

После этого оставалось выяснить только то, какое право имела компартия на все остальное…

И все-таки, перемены, это не изменения, а только их начало.

И пока еще так выходила судьба, что генерал Фронтов был присужден вечно служить родине и жить с Ириной, а она, со временем – служить генералу Фронтову и жить с его адъютантом.

Очень часто, все складывается именно так.

Независимо от изначальных целей.

И тогда в судьбе Ирины появился художник Андрей Каверин.

Три вещи умная женщина может сделать из ничего: скандал, прическу и разговор с интересным ей человеком.

Мужчина не может одного – понравиться женщине, не будучи ей интересным.

И здесь у художников есть одно преимущество перед другими социальными людьми – политиками или футболистами – он интересен некоторой тайной, меченостью богом.

В конце концов, чего ждать от футболиста или политика знает каждый. Чего ждать от художника, не знает никто.

Конечно, если художник, как и политик, нормальный.

Довольно часто во взаимоотношениях мужчины и женщины, первичным является отношение мужчины. Отношение женщины бывает опосредованным. Оно может придти через домашний уют, детей, обстановку в семье.

Читать дальше