Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

«Это, конечно, чуждо нашему мировоззрению, но плачущая женщина – это прекрасно… Роден…» – Сергеев достал из пачки сигарету, и, считая, что со слезами справятся без него, направился к выходу.

«Размазня. Совершенно не подготовлена к такому заседанию…» – Медведева вынесла приговор. О том, как нужно готовиться к такому заседанию, она не задумывалась, но если бы ее спросили об этом, ответила бы: «Собрать волю в кулак!» – едва ли отдавая отчет в том, что кулак и воля, в принципе, имеют между собой очень мало общего.

Манушкевич взял стакан с водой, забытый засуетившимся Меньшиковым, и протянул его Хаесовой:

– Выпейте воды. Это должно помочь… И идите домой. Давайте я вас провожу…

Галина Хаесова подняла глаза, встала, тыльной стороной ладони смахнула слезу, появившуюся на лице, и молча вышла из зала.

Лишь у самых дверей, она на мгновение оглянулась…

Рядом с инженером Хаесовым, стоявшим у открытого окна в вестибюле, стоял его приятель, инженер Соловьев. Они оба курили.

– …Сукой-то, я ее назвал, когда она данио-ренио выплеснула…

– Игорь, ерунда все это. Я одного не могу понять?

– Чего?

– Зачем тебе врать про любовницу потребовалось. Мы ж с тобой с первого на второе ночевали на платформе в Ногинске, когда к барыге за альбиносами ездили. Второго у моей жены день рождения, вот я и запомнил.

– Глупость я, Юра, сморозил… Мы, ведь, с ней давно друг друга не понимаем. Да и не поверила бы она мне, ничего не поняла бы, но не поверила. А скандалить мне с ней надоело. Все что-то выясняем, выясняем. Не для того, что бы выяснить, а для того, чтобы выяснять. Вот я и отрезал.

Обидеть я ее не хотел. Просто надоело.

– Да ушел бы ты от нее давно…

– А дочки? – Хаесов как-то грустно улыбнулся, одними губами, словно глаза не имели к этой улыбке никакого отношения, – Две девочки…

Он не успел договорить.

– Игорь!

Оба мужчины оглянулись. Рядом с ними стояла жена инженера Хаесова:

– Игорь! Да прости ты меня, дуру!..

Сергеев, куривший на лестнице, увидел эту сцену и вернулся в зал.

– Верочка, – он подошел к Целековской, – Кажется, твой протокол останется без продолжения. Чета на пути к примирению… А мы, может поужинаем вместе?

Целековская взглянула на Сергеева и улыбнулась:

– Нет, дизайнер, ошибок на сегодня хватит…

Сергеев посмотрел на Целековскую и не улыбнулся:

– Единственная неисправимая ошибка – это попытка исправить прошлые ошибки…

…Декларировать истины легко. Трудно объяснить – откуда они взялись…

– Что, когда мы говорим о каких-то лукавых, не честных людях, населивших сейчас нашу страну, нужно помнить, что мы все – дети одного времени. Времени, которое честным, может назвать только очень лукавый человек…

А где ты сам был в это время? В зале. Если не в том, так в каком-то другом…

– К пятидесяти годам половину своего самообразования я завершил.

– ?

– Научился поступать так, как я считаю правильным.

Осталась – вторая половина.

– Какая?

– Научиться самому давать правильную оценку первой половине…

– … Только не говори мне, что тебя волнует проблема проституции.

– Проблема сексуальной проституции меня, действительно волнует не слишком сильно.

Но, если бы проститутками были только проститутки – эта проблема вообще никого не волновала бы…

…Уже уходя, она произнесла довольно занятную фразу, заставившую меня взглянуть на нее по-другому. Впрочем, будь мои мозги порасторопней – к этому меня могли бы привести все наши предыдущие разговоры.

– Так много дорог. Наверняка не все они ведут в ад, – сказала она.

– Почему ты так думаешь? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить.

– Благих намерений у людей на все дороги не хватит…

Я не буду рассказывать ее историю такой, какой она, наверное, была.

Я расскажу ее так, как я ее понял.

И оправданием мне будет служить то, что по другому не поступает никто и никогда…

…Ко времени нашего знакомства все потрясшие мир события в моей стране – путчи, дефолты и прочие кризисы вроде черномырдинского премьерминистрства, уже не только произошли, но и забылись – и Большой застой остался где-то в прошлом. Зато застой наступил у меня самого.

Может, это случилось из-за того, что мы вроде пересели в новую лодку, но у всех рулей, больших или маленьких, почему-то оказались теже самые люди, что и раньше. А, может, и по какой-другой причине.

Но вышло так, что со своей «символикой для души», коротко названной моими друзьями «системным, эмпирическим, диалектическим ауросимволизмом», я, кажется, слегка обогнал свое время, и теперь дожидался его в окопе под названием «сельский пейзаж».

– Стремления не берут отгулов, – сказал мне мой друг, художник Гриша Керчин. – Берут, – ответил я ему, – И даже иногда уходят в отпуск…

Как бы там ни было, мне в этом окопе было так уютно, что я, в общем-то, не обратил внимания на Всемирные Потопы под названием «этапы приватизации». Видимо я оказался таким Ноем, которого о потопах забывали предупредить заранее.

На картины появились большие заказы. От первых «больших» «знатоков».

Здесь у нас дело обстояло так, как и во всем остальном мире: тек, кто разбирался в искусстве, покупал хорошие картины, те, кто не разбирался – покупал то, что ему нравилось…

– …Мне хотелось бы что-нибудь девяносто на метр десять.

– Что? – удивленно переспрашиваю я очередного заказчика.

Дело в том, что я не люблю заказов вроде: «Справа должна быть елка, а слева – обязательно береза», – вы скажите – какое ощущение вы хотите получить от картины: радости, ожидания, умиротворения – а остальное, я решу сам.

Но «девяносто на метр сорок» – это явно слишком мало для того, чтобы понять – чего от тебя хотят.

В ответ тебе пожимают плечами:

– Только, чтобы никаких «Черных квадратов». Я этого примитива не понимаю, – заявил мне один из заказчиков. Заявил достаточно твердо, как человек, уверенный в своей цели. Хотя я, мысленно, ставил за каждым его предложением вопросительные знаки вперемежку с восклицательными, – И чего с этим квадратом все носятся!

Заказчик не задавал вопрос, а утверждал, как умный, которому совершенно очевидно, что он умный, перед дураками, которым совершенно очевидно, что они дураки.

Но, не смотря на это, я все-таки ответил:

– Все – проще не бывает – не нравится вам «Черный квадрат».

Ну и пусть не нравится…

Хотя, куда правильнее было бы ответить:

– Ну и пусть не нравится, и черт с вами…

На самом деле, с «Черным квадратом» дело обстоит и просто, и сложно – одновременно… Во-первых, он называется не «Черный квадрат», а «Черный супрематический квадрат». А во-вторых, в эпоху открытия клетки, радиоактивного распада, волны, кванта энергии и еще черте чего элементарного, когда люди решили, что нашли первоосновы мироздания, вполне естественным было удручающее представление о мире, как о наборе простых элементов. Удручающее, потому, что слишком скучным оказался бы мир, будь это представление верным.

Читать дальше