Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

– Вот это по настоящему страшно для молодой женщины, – сказала она, но, почувствовав, что я не успеваю за ходом ее мысли, упростила ответ:

– Страшно было оставаться в Витебске.

– Но ведь многие молодые женщины оставались в этом долбанном Витебске? Не вымер же он?

– Наверное, оставались те, у кого много жизней…

…В определенном смысле, я мог делать с Ладой то, что хочу.

Я мог осуждать ее за выбор.

Мог начать жалеть ее.

Мог разочаровываться в ней.

Мог сделать вид, что все уже сказанное ей мне безразлично.

Мог постараться вникнуть.

И мог не вникать.

У меня был очень широкий выбор.

У Лады выбора не было.

Начав свой рассказ – она должна была либо закончить его, либо сдаться.

Капитулировать – нет, не передо мной, а перед собой – например, попросту уйти.

То, что она не сдастся – мне было понятно. Но вот, что потом, когда я вспоминал свои ощущения, удивило меня – и я не воспользовался своим выбором.

Вместо того, чтобы думать о том, как мне отнестись к ней, я стал думать о себе.

Не знаю, что было в этой женщине, прошедшей через социальную отверженность, но я, здоровый, небездарный, почти небезуспешный, в общем-то, уважаемый, имеющий своих поклонников и своих противников, приобретший даже завистников, мужик, сидел перед ней и думал не о том, как мне относиться к ней, а о том, как многое я сам не сделал в этой жизни.

Меня даже на патетику потянуло – для меня, это первый признак того, что я запутался в своих мыслях:

– Лада, как ты думаешь, в жизни есть смысл? – на это она рассмеялась совершенно откровенно:

– До того, как родился – этот вопрос задавать рано. После того, как родился – уже поздно…

…Я не знал, в какие дебри моей собственной души заведет меня ее история, но я хотел слышать ее продолжение.

– Сейчас много пишут о проституции за границей организованной русской мафией. Да и не только за границей – по нашему городу после девяти не проедешь, не встретив десяток проституток.

Довольно страшные вещи пишут.

И о сексуальном рабстве, и об уничтожении тех, кто пытается из этого рабства вырваться.

Наверное, на самом деле все еще страшнее, – я все пытался попасть в тему, не зная, на сколько мне это удается.

– Неприятностей там хватает, – теперь она говорила не как вспоминающий турист, а как свидетель, отстраненно, заботясь только о том, чтобы не упустить чего-то важного.

Я понимал, что Лада рассказывала мне не все – она оказалась очень добрым человеком, постаравшимся не наносить мне травм.

И чем-то напоминала католического священника, перебирающего свои четки.

Странно, что в тот момент, меня совершенно не смутило сравнение священника и проститутки.

Возможно, ни в какое другое время, это сравнение вообще не пришло бы мне в голову.

– Неприятности это единственное, что не заставляет себя ждать и единственное, что никогда не обманывает ожиданий, – кажется, Лада даже не заметила, что я отвлекся от ее слов на свои мысли, – И хуже всего то, что к худшему мы всегда не готовы.

– Тебя они коснулись?

– Конечно.

Ад – всегда заполнен не полностью…

– И паспорта у нас отбирали – «теряли». И запирали, чтобы не разбежались.

Только ты не забывай – время было другое.

Не профессиональное, а любительское.

Да и сами мы профессионалками не были. В проституции – чем меньше любительщины – тем выше качество.

И тем точнее достигается результат.

– Как и в живописи, – вздохнул я.

– Тогда и там порядка не было, вот я бардаком и воспользовалась.

– Как? – я почти торопил ее рассказ.

– Дело в том, что у меня был не только белорусский паспорт, который потеряли или, попросту, отобрали, но и обычный, советский – вот я его и припрятала.

И он пригодился.

Только Господь Бог может пересекать границы без паспорта.

– Ему не нужен паспорт потому, что него нет ни имени, ни фамилии.

– У Бога есть имя.

– Какое? – несколько смутился я.

– Случай…

– …На первом же трейлере рванула из Греции в Болгарию. Нас ведь тогда мало было, и везде мы пользовались спросом.

– Не боялась заблудиться? Все-таки – заморские страны. – Ерунда. Тот, кто не знает куда идет – заблудиться не может.

– А деньги у тебя были?

Она посмотрела на меня как на несмышленыша:

– Первые деньги у меня появились, когда я из трейлера вылезла…

«Вот и началась ее история», – подумал я, но она остановила мои мысли:

– На сегодня – хватит.

Мне нужно идти, кормить ребенка…

…Удивительная вещь, не смотря на то, что со времени нашего с Ладой знакомства прошло уже несколько месяцев, я помню каждую нашу встречу, и могу описать эти встречи поминутно. Помню даже то, какая погода была в те дни, что мы встречались.

Но не могу вспомнить ничего из того, что я делал после ее ухода.

Работал, наверное.

А, может, слонялся без всякого дела, как колхозник при социализме…

… На следующий день, Лада позвонила довольно рано, для женщины, конечно.

Часов в девять.

И вместо: «С добрым утром…», – у нас получился такой вот разговор:

– Ты не занят?

– Нет. Художник – это человек, избравший отдых своей профессией.

– Кстати, сегодня тринадцатое число.

– А ты, что веришь в хорошие или плохие числа?

– Конечно. Миллион долларов, например, очень хорошее число…

Однажды я спросил у Ивана Головатого:

– Как ты думаешь – числа правят судьбой?

– Нет, – ответил мне он. А дело происходило на заре перестройки, когда магистры всего, в том числе и нумерологии, расплодились как крысы на брошенной помойке, – Но они показывают то, как судьба правит нашей глупостью…

Не то, чтобы я сам не верю в числа – просто никогда не могу вспомнить – какого числа, что произошло…

Мне было понятно, что сейчас пришло время поговорить на самую деликатную тему.

Мы не могли эту тему обойти не потому, что она больше всего интересует и мужчин, и женщин, а просто, нужно было поставить все знаки препинания в ее рассказе.

Создать координаты.

Если в первом акте на сцене висит ружье, то, по крайней мере, к третьему акту должно быть понятно – зачем на сцене соорудили стену?..

…На это раз, Лада пришла в сером, шерстяном платье в серебристую клетку.

Это платье очень шло ей, и я соврал себе, решив, что смотрю на нее, как художник.

Ерунда – я смотрел на нее как мужчина.

Хорошо, что свидетелем моих мыслей был только один человек.

Я – сам…

– Когда я стучала в твою дверь, вышла соседка и посмотрела на меня как-то странно, – сказала Лада.

– Ничего странного для соседки, – ответил я, – «Странно было бы для соседки, если бы она не смотрела странно на женщину, стучащуюся в дверь к одинокому художнику».

– Да вроде они ничего плохого обо мне не знают.

– Я тоже не знаю о тебе ничего плохого.

– Спасибо, – просто сказала Лада. Я не лицемерил, и мне было приятно, что она поняла мои слова. Но я не мог не предупредить ее:

Читать дальше