Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

А приходит он, когда день уже и так заканчивается. Уже после сна и игрушек, когда все уже послучалось.

И всегда с воспитателями, с Полей Николаевной и Ташей Борисовной разговаривает. Все родители с ними разговаривают, потому, что воспитатели – это власть.

Я сам слышал, как одна тетя из комиссии, так и сказала Поле Николаевне: «Вы власть, так употребите ее…»

Хотя я знаю – баба Катя однажды говорила – что Таша Борисовна главнее, она уже институт окончила, а Поля Николаевна еще только стаж себе зарабатывает, педагогический, чтобы в институт поступить.

Опыта набирается.

Наверное, потому, что она такая неопытная, Поля Николаевна всякой комиссии иногда говорит так, словно спорить хочет.

Вот и той тете из комиссии, когда тетя сказала: «Вы не понимаете: дети – наше будущее!» – Поля Николаевна тихо ответила:

Я вечером у бабушки спросил о том, что такое власть, а бабушка мне сказала, что власть это нефть.

Я потом это и по телевизору услышал. Правда, что такое нефть, я не знаю, только ее ищут.

Вот я и решил, пусть меня ищут тоже.

И Борька так решил. Мы с ним всегда на двоих решаем.

Спрятались мы с Борькой в старый ящик из-под пианино.

Пианино совсем не старое, это ящик старый.

Сидели мы там тихо, чтобы никто не догадался, что мы там лежим – пусть думают, что мы потерялись.

А сидеть-то тихо, знаете как трудно.

Я вот в хоре петь не люблю, но тут, я бы лучше хором спел, чем в ящике лежать. В ящике лежать, это хуже, чем по столу дежурить и посуду собирать.

Если бы Борька вылез, я бы тоже вылез бы, только Борька не вылезал. Он мне сам потом сказал – ждал, чтобы я вылез первым, а он за мной.

А нас не то, чтобы не искали, но как-то шума не было.

Только один раз крышку кто-то приподнял – я глаза зажмурил, и не знаю – Поля Николаевна или Таша Борисовна.

А потом, нам в одно место захотелось, и мы вылезли.

За обедом Поля Николаевна сказала, что ей понравилось, как мы с Борькой до обеда себя вели – очень тихо.

Я вечером об этом вспомнил и папу спросил, и о чем подумал – спросил:

– Папа, власть часто хвалит?

– Иногда бывает, – ответил мне папа.

Вообще-то я не только про власть думаю. Иногда и про президента. Папа ведь приходит под вечер, когда мы иногда уже чему-то поучимся.

А когда мы учимся, нам даже домой задают. Вот и вчера задавали.

Выучить стишок про нашего президента.

Я, конечно, выучил. А что трудно, что ли, если Поле Николаевне и Таше Борисовне это нравится.

Хотя, что им нравится – подумаешь – не скажешь.

Урок получился не только про президента, но и про Алешу.

Алеша у нас все время руки в карманах держит.

Я вот, всегда руками махаю, и Борька махает, а у Авроры вообще карманов нет потому, что девчонки штанов не носят. Или носят когда взрослые.

А Алеша руки в карманах держит. Вот ему родители карманы и зашивают ниточками. Алеша ниточки повыдергивает, и опять ручки в карманы.

Поля Николаевна вызвала его стихи читать про президента, а он ниточки повыдергивал.

Она Алешу спрашивает:

– Почему ты карманы расшил?

Алеша молчит.

– Ладно, – говорит Поля Николаевна, – Не молчи… Развяжи язык, и прочти нам стихотворение.

Алеша и прочитал.

Я бы лучше мог, но вызвали Алешу. А Поля Николаевна стала его хвалить:

– Вот Алеша прочитал нам стихотворение про демократа новой волны. Он и сам, когда вырастит, станет таким же демократом…

Я потом долго думал, но не надумал. Борька, он очень умный – думал, не надумал. Аврора, она очень красивая, не надумала.

А думали мы вот о чем:

Про то, что мама с бабушкой о демократии спорили все утро, я бы не вспомнил – они каждое утро про демократию спорят

Я об этом никогда не вспоминаю, потому что, сколько я у бабушки и мамы про демократию спрашивал – они мне ничего объяснить не смогли.

Бабушка даже сказала маме один раз:

– Не забивай ребенку голову, – а мне мама никогда голову не забивает. Это я сам, когда с полки с книжками упал, то есть упал я один, а книжки остались – вот это забил голову. Мне даже пластырь прилепили.

Значит не только я, но и они сами ничего про демократию ничего не знают.

Я бы тоже не знал.

Если бы не собрание.

И, еще Миша.

А было так. После сна нас всех в туалет водят.

Кому руки помыть, кому еще что, а мы с Борькой стали спорить, можно ли чайник воды за один раз выпить или нет. Мы бы попробовали, но Миша обкакался.

У нас всегда, после сна кто-нибудь обкакается.

Пришли и Поля Николаевна, и баба Катя, разве в таком случае можно чайник пить?

А Таша Борисовна нам сказала, что перед полдником будет собрание – урок демократии. За каждым столом будем выбирлать старшего.

Я, конечно, предложил Борьку, Борька – меня. Верка – мы тогда еще с Авророй не познакомились, и с нами за столом Верка сидела – хотела предложить себя, но Борька ей щелбана дал. А четвертого, нашего, Миши не было – ему в туалете попку мыли.

Я и спросил у Таши Борисовны: «Голосовать все должны? Или только те, кто есть?»

Таша Борисовна всем громко сказала:

– Голосовать должны все, – а потом подумала и добавила:

– Те, кто присутствует.

Про Борьку я много рассказываю потому, что мы друзья. Мальчики часто дружат, а как девчонки – не знаю.

Вообще-то я не какой-нибудь Витя, чтобы девчонок не любить.

Вот мы с Лидкой недавно красками рисовали, так я ей даже на голову краской не побрызгал, хотя сто раз мог бы. И совсем не потому, что потом пришлось в углу бы…

Мне иногда в углу даже лучше – стоишь и думаешь о себе, и никакие девчонки не мешают.

Только с Веркой мы с Борькой не очень-то водимся из-за того, что случилось, когда к нам в группу Таша Борисовна пришла.

До этого у нас только Поля Николаевна была.

А когда Таша Борисовна к нам пришла, все девчонки сразу заговорили, что она очень красивая. Я взял и сказал, что у меня мама тоже красивая. Таша Борисовна меня по головке погладила, и сказала:

– У такого красивого мальчика и мама, и папа должны быть очень красивые, – мне это приятно было, но тут Верка сунулась, будто ее спрашивают:

– А у Димки нет папы, – ну что она врет. Ведь все знают, что у меня есть папа.

Он, между прочим, за мной чаще всех приходит.

Недели такой не было, чтобы папа за мной в садик не пришел.

А если он живет не у нас, так это не Веркино дело.

Правда, хоть это и не Веркино дело, а я не люблю плакать, но тут так обидно стало почему-то, что чуть не заплакал, а Борька взял кусок пластилина и как влепит Верке в голову. Ну, его, конечно, тут же в угол.