Дарья Кузнецова - Увидеть Париж – и жить

И тут раздался звонок по скайпу. Я ответила. Это был доктор из детского кардиологического центра.

– Мадам, здравствуйте, мать моей маленькой пациентки просила меня позвонить вам. Им действительно не хватает денег на операцию.

– Покажите мне девочку.

– Я сейчас с ноутбуком нахожусь в палате.

Слышался детский плач. Я увидела на экране несколько младенцев, подключенных к системам жизнеобеспечения. Бледные, маленькие, они ворочались в маленьких стерильных кювезиках со множеством проводков, шевелили ручками и ножками.

– Смотрите, вот это Барни. Сочетанный порок митрального клапана.

Бледная девочка тяжело дышала, было видно, как маленькие легкие вздымались и опускались. Совсем крошечная, мне показалось, что она гораздо меньше нормального младенца.

– Она такая маленькая, – вздохнула я.

– Да, дефицит веса, ей необходима срочная операция. Ой, простите, я перепутал. Это не дочь той пациентки, которая просила позвонить вам. Барни – отказной ребенок, ей жить осталось недолго. Спасти ее может только чудо.

– Сколько денег ей нужно на операцию?

– Триста пятьдесят тысяч евро. Пока мы поддерживаем ее системами жизнеобеспечения, но это ненадолго, – тяжело вздохнул врач.

– А потом она умрет?

– Да, если не найдутся деньги ей на операцию. Лариса, вы простите меня. Я понимаю, это большая сумма, я ни о чем не прошу вас. Вот дочь моей пациентки, о которой я вам говорил.

Он перешел вместе со скайпом к другому кювезику. Там находилась девочка еще меньше предыдущей, она громко плакала, цвет кожи был немного синим, огромные глаза на худом, искаженном страданием личике.

– Это дочь пациентки, вашей знакомой. Счет идет на часы. У нее тоже сочетанный порок сердца, она страдает от гипоксии.

– А кто там еще в третьей кроватке?

– Это мальчик, ему необходимо не такое сложное вмешательство. Недоразвитие межпредсердной перегородки. Его родители ищут деньги, но им не хватает очень большой части суммы.

– Через сутки я буду в Париже. Как вас найти?

Он продиктовал мне адрес.

Я все записала в ноутбук. Мне стало как-то легче на душе. Решение пришло ко мне мгновенно. Я чувствовала, что единственный правильный вариант – отдать деньги на благотворительность, детям, нуждающимся в операциях, и уйти из жизни, красиво, как Селин. Напьюсь до бесчувствия и приму яд. Сделаю перед смертью доброе дело, перечислю деньги, чтобы эти малыши смогли жить вместо меня. Ведь у меня нет своих детей, я спасу жизнь этим несчастным и сделаю вклад в прекрасное дело продолжения жизни на земле. Странно, но на душе у меня стало как-то спокойно и светло. Правда, следователь просил меня не покидать Канны до выяснения обстоятельств, но теперь, когда я одной ногой в могиле, это уже неважно. «Смерть – самое сильное ощущение, которое переживает человек», – говорил Пьер. Да, так оно и есть.

Я собрала вещи и села на поезд в Париж. Мимо проносились дома, деревья, машины. Что будет со мной после смерти? Скорее всего, ничего не произойдет. Блаженная пустота, пустота и забвение. Я не верю в ад, ад – это состояние души. Я почти всю жизнь прожила в дьявольских мучениях. Но все-таки была радость, пьянящая, непостоянная, быстро тающая, как снежинка на ладони, и все-таки прекрасная, как весенний рассвет. И эта радость стоила всех несчастий. Но я больше не хочу ничего, ни счастья, ни печали. Я бесконечно устала жить в печальном и прекрасном мире. Мне не нужно больше ни восходов, ни закатов, ни капель росы на стекле, ни огней Эйфелевой башни, ни полета над облаками, ни пьянящего вкуса поцелуя, ни острой горечи любви, проникающей в самое сердце. Пускай не будет больше ничего. Напротив меня сидела молодая пара, парень и девушка лет по шестнадцать целовались и глядели друг на друга влюбленными глазами. Я смотрела на них и улыбалась. Пусть они познают восторг любви и горечь разочарований, все, что должно происходить в нормальной жизни, жизни, которой у меня больше не будет никогда.

Скоро я приехала в Париж и сразу позвонила Люси. Она благодарила меня сквозь слезы. Я опять почему-то начала нервничать и положила трубку, не дослушав. Меня трясло. Временное успокоение куда-то исчезло. Я заехала в банк и сняла все наличные деньги, там оказался всего миллион пятьсот. Хотя я неплохо зарабатывала в театре, много денег было потрачено на наряды, драгоценности, операцию, съем квартиры и прочие мелочи. Сотрудники банка смотрели на меня несколько удивленно. Молодой парень в деловом костюме произнес дежурную фразу о том, что их банк является очень надежным и им жаль терять такого клиента, может быть, я еще передумаю, они всегда будут рады видеть меня снова. Я печально ответила, что обязательно обращусь к ним при необходимости. Деньги принесли в большом пластиковом пакете. Я не стала их пересчитывать и положила в черную кожаную сумку от Prada. Даже не верится, что в этой маленькой черной сумке вся моя новая жизнь. Правда, не такая уж и новая, прошло два года, но незаметно, как одно буйное, жаркое лето, и началась дождливая осень.

Я с некоторой опаской смотрела на сумку: сейчас все будет развиваться как в голливудском фильме – ко мне подбегут бандиты с автоматами, претендующие на мое богатство. Они отнимут мое сокровище и оставят меня умирать в канаве. А потом мои деньги перехватит другая группировка. Но мне от этого будет не легче. Эти люди считают, что живут один раз и им можно все. Они будут наслаждаться деньгами, женщинами и наркотиками, пока в один день их не прикончит шальная пуля других людей, преступивших закон. Но все-таки в их прошлом было что-то хорошее, первый снег в легком осеннем тумане и первый поцелуй, прекрасный, как сама жизнь. И поэтому жаль, что их сердца скоро перестанут биться, и по жилам больше не будет течь горячая кровь.

О чем я думаю? Удивительные мысли приходят в голову перед смертью. Я увидела себя лежащей в морге, бледной, с высохшей кожей. А моя душа не умрет – глупо мечтать об этом, но, может быть, я очнусь в теле прекрасной маленькой девочки где-нибудь в горах Тибета. И меня вновь встретит пьянящий, свежий воздух, насыщающий жизнью мои трепещущие юные клетки, и безумное разнообразие мира, от которого сердце наполняется острым, терзающим мозг волнением, смешанным с робкой радостью. Нет, пусть этого не будет никогда. Все равно потом ждут разочарования, унижения, боль и равнодушие огромного, уже понятного и известного мира. И ничего не может быть страшнее.

Странно, но на мои финансовые средства не нашлось ни одного претендента. Я спокойно доехала до детского кардиологического центра.

Там меня встретила плачущая Люси. Она выглядела неважно: ненакрашенная, похудевшая и измученная, мешки под глазами.

– Мадам Лариса, вы такая великодушная, как здорово, что вы приехали. Доктор говорит, что операция спасет моей дочурке жизнь.