Ефим Гальперин - Аномалия. «Шполер Зейде»

От экранов мониторов поворачиваются друг к другу полковник и лейтенант. Потом смотрят на старушку Могеншвицер. Та вне себя от возмущения:

– Была бы я помоложе и не в коляске, я бы плюнула в лицо этому зарвавшемуся Финкельштейну. Сволочь! Таки да, падлюка! А дед Грицько – герой! Его речь, мальчики, это речь настоящего мужчины!

– Текст выступления обоих докладчиков в трёх экземплярах! – командует лейтенанту полковник Голодный.

– Для генерала и президента.

– Вот так, Дианочка, надо со всеми мужиками! – восхищённо произносит Юлия Спиридоновна. – «Дулю»!

Селяне обсуждают происшедшее. Успокаивают деда Грицько и бабку Парасю.

На берегу реки, размахивая руками, что-то объясняет Маргарите Исаак. Девушка плачет.

На железной, видавшей виды кровати – без матраца – прямо на сетке, сидит миллиардер. Он в прострации. Вокруг в скорбном сочувствии весь его штаб, в том числе и Саймон Стерн и Мак О'Кинли.

На мониторах картинка оцепеневшего миллиардера с разных точек со всех заблаговременно утыканных в сельской гостинице видеокамер.

Та же картинка на мониторах. Даже более подробно. Камер слежения ведь у мафии больше.

Во дворе, который как раз выходит углом на площадь, собрались селяне. Смотрят на окна гостиницы. Волнуются. Консультируются с дряхлым дедом. А тот поднимает палец вверх и произносит:

– При Николае Втором… Нет хуже для еврея, чем если его дитё пару себе выбирает в другом народе! Вот у нас еврей был. Молочник. Тевье звали. И его дочка за украинского хлопца пошла. Так неделю плакали по ней, как по умершей. И вычеркнули из рода своего.

– Ну! – гудит народ.

– Да-а… – Мэр Борсюк поворачивается к механизатору Петру Онищенко и укоризненно ему говорит: – Это тебе, товарищ Онищенко, не… Захотел – вступил в партию… Захотел – выписался.

У двери в комнату, где в прострации отсиживается миллиардер Финкельштейн, телохранители. Расталкивая их, в комнату вбегает мама Рива Розенберг.

Она причитает на идише вперемежку с английским языком:

– Реб Бэрэлэ! Помогите. Вы всё понимаете, вы всё можете!

Я не переживу! Моя дочка! Ребекка!

В дверях возникают светящиеся от любви Бекки и её избранник Олег Тягнибок по кличке «Мелкий». Один метр девяносто сантиметров.

– Вы слышите!? Вы же родной человек. – Рива тянет к Финкельштейну свой мобильный телефон. – Здесь среди… Вот свёкор на проводе. Сам Розенберг.

Финкельштейн поднимает голову. Берёт телефон. Слушает ор своего друга. Говорит на идиш:

– Шлёма, ша! Ты попался на Шполер Зейде, как и я. А ведь не верил. Вот иди теперь к своему психиатру. Не надо истерики! У тебя в любом случае, как положено! По маме внуки будут евреи. И при таком… – он оценивает взглядом «Мелкого». – мальчике… «Бэзрат Хашем»! [102]Это будут «айзэнэр»… [103]Крепкие детки. Так чтобы их было много, и чтобы им всем Бог дал здоровья!

Отдаёт телефон. Телохранители выводят рыдающую маму Риву. А Финкельштейн оглядывает всех своих сотрудников и говорит на английском языке:

– Так! Эмоции в сторону. В тексте этого старика было две-три рациональных мысли. Саймон, сформулируйте!

– Первое! – по-деловому начинает Саймон Стерн. – Утверждение о происхождении миссис Параси. Девочкой она была спасена от расстрела фашистами отцом мистера Григория. Утверждение номер два о внешности мистера Финкельштейна, о его родителях, поведении и воспитании… Это мы опускаем. Утверждение три! Оппонент выразил сомнение в долгосрочности стабильных отношений между Исааком и мисс Маргаритой, мотивируя предположением, что Исаак унаследовал выше опускаемые качества своего деда. Утверждение четыре! В случае предполагаемой уже беременности мисс Маргариты семья мистера Панченко принимает на себя заботы по воспитанию ребенка. «Без ваших "занюханных" миллиардов!» Извините, босс, это согласно тексту. Результат встречи: потеря инициативы с нашей стороны. Гипотетичность возобновления контактов…

– Саймон вопросительно смотрит на босса.

– Предлагаемые действия? – спрашивает Финкельштейн.

– По первому утверждению мистера Панченко я предлагаю…

Закипает работа. Разворачивается система связи. Подключаются компьютеры. Склоняются над приборами походной телекоммуникационной сети сотрудники Финкельштейна. Выставляются антенны международной спутниковой связи.

В фургоне «Молоко», стоящем на взгорке, техники мафии тоже не дремлют. Перехватывается сигнал.

Диана в наушниках переводит для Юлии Спиридоновны результат перехвата:

– Звонок в Вашингтон. Белый дом. Мистер Финкельштейн просит перенести встречу. А это уже звонок королю Саудовской Аравии. Перенос визита. Контакт с Аргентиной. Фирма «Рубине». Отмена делового завтрака…

В фургоне «Хлеб», стоящем на другом пригорке, суетятся техники СБУ.

Лейтенант Плоткин смотрит на монитор компьютера. Переводит результаты радиоперехвата полковнику Голодному:

– Звонок в Израиль раввину Лау. Международный центр каббалы. Иврит. Это для нас попроще будет. Вопрос по «Галахе», – поясняет затравленному полковнику Голодному. – «Галаха» – основной закон для религиозных евреев. Теперь контакт с Бостоном. Центр имени рава Соловейчика. Чистый идиш. Запускайте свою старушку.

Из соседней комнаты ввозят на кресле бабушку Могеншвицер. Она надевает наушники и сразу начинает диктовать перевод. Полковник отходит в угол и звонит генералу. Шёпотом:

– Господин генерал. Ну, очень высокий уровень. Президенты, премьеры, шейхи, бля… Не справлюсь. Жду вашего приезда. Вы заняты?! Понимаю.

Диана продолжает перевод результатов перехвата:

– Через центр Симона Визенталя он запрашивает Москву. Федеральная служба безопасности. Архив. Договаривается на срочную ночную работу, в отделе комиссии по расследованию злодеяний фашистов. Ещё архив Министерства гражданской авиации. Запрашивает документы по авариям и катастрофам.

Лейтенант Плоткин: