Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

В морозный полдень января Скворцов встречал жену из роддома. Лейтенанту дали недельный отпуск. Только закончились учения, первые в его армейской жизни, и, окрыленный успехом, реальным результатом накопленных книжных знаний и учебно-боевого опыта, молодой офицер ненадолго приехал домой. Никто в части не знал, что у него родилась дочь и отпуск был приурочен к ее рождению самым случайным образом, банально следуя регламенту воинской службы. Старенький «фольксваген-жук» завелся с пол-оборота, несмотря на то что с лета хранил жизнь в ветхом жилище аккумулятора. Новая резина, хотя и не зимняя, легко зацепилась за хрустящий снежок и понесла лейтенанта на крыльях любви к Насте и его еще безымянной новорожденной. Ребенок был крохотным и спал, жена счастливая и уставшая, а лейтенант ощущал прилив радости и силы одновременно. Влад чувствовал себя почти богом: он мог, в силу своего мужского начала зарождать жизнь, а в силу воинского призвания – забирать ее. Не по собственной воле, конечно, по мандату государства – высшего божества, которое делегирует ему свои полномочия действовать решительно и безжалостно с врагами, но и не делит при этом свою ответственность ни с кем, всегда оставаясь в ответе за содеянное. Было по-настоящему хорошо. Приложив дочь к груди и радуясь еще непривычным, но очень приятным ощущениям, жена светилась улыбкой на заднем сиденье, лейтенант ловил в зеркале ее озорной взгляд и тоже широко улыбался.

– Владка, не гони – дай наглядеться, красота вокруг сказочная! Сейчас бы на лыжи и в лес!

– Ну, лыжи не обещаю, а саночки пожалуйста! – Влад мягко придавил педаль тормоза, и машина заскользила на полозьях-колесах по заснеженному проспекту, докатилась до пустынного перекрестка и покорно замерла в ожидании новых желаний своего повелителя.

Вспыхнувший магическим изумрудом светофор сорвал автомобиль с места и стал в ощущениях лейтенанта символом новой страницы в его жизни: более серьезной, содержательной и необыкновенно прекрасной, как искрящийся зимний день.

Через десять минут он все еще стоял на морозе и окаменевшими пальцами держал окурок третьей сигареты. Взгляд Владислава просматривал покореженный «жук» и фокусировался на заснеженных елочках, что росли вдоль дорожного полотна. Жизни уже не было, но души его девочек еще не покинули этот мир и были где-то совсем рядом. «КамАЗ», влетевший на большой скорости в легковушку – саночки не успели проскользнуть перекресток, – приплюснул ее заднюю часть, смешал моторное масло с кровью и грязными рыжими пятнами как доказательство торжества смерти над жизнью и горя над радостью, низверг их на серебрящийся в лучах холодного солнца снег.

Таблетки нитроглицерина разлетелись по кабине «КамАЗа», его водитель был мертв еще до удара, как показала экспертиза от инфаркта, и многотонная машина неуправляемой смертью неслась к перекрестку. Влад не получил абсолютно никаких повреждений.

Отпевание. Кремация. Похороны, которые потрясли весь небольшой городок, – море чужих цветов на скромной могилке и перекрестке.

Сон семи дней закончился, и лейтенант вернулся в часть. Никто ничего не знал о его горе, и в первый же день он подал рапорт о переводе в боевое подразделение, ближе к врагу, начав, как казалось, свой самый короткий путь от вины к смерти.

– Вольно! – капитан достал сигарету, затянулся, но приказа разойтись не последовало.

Все смотрели, как он курит. Как огонь пожирает табак, превращая его в пепел, и как легкий ветерок, вдруг вынырнувший из-за сопки, подхватывает и растворяет его в утренней тишине, так и не дав воссоединиться с землей. Командир курил жадно, будто про запас, наперед, вдыхая атлетической грудью плотный голубой дым. Так принято курить только в разведке, чтобы потом не обнаружить себя на задании, в засаде или скрытом рейде в тыл врага. Да, пожалуй, и в снайперском деле эта привычка была бы к месту. Крепкие нотки курева повисли в воздухе, и дыхание Скворцова чувствовал каждый боец в роте. Они не только дышали одним воздухом со своим капитаном, но и вдыхали часть его самого, что каким-то странным образом роднило с командиром, делало его взгляд теплым, слова понятными, а мысли, близкими собственным.

– Друзья, – взгляд капитана медленно скользил поверх беретов, и под его тяжестью спины бойцов сутулились, – у меня к вам личное дело, неуставное дело. Мне нужна ваша поддержка, понимание и твердая позиция. Командование доверило нам решение межнациональных вопросов мирным путем. У него, у государства, в арсенале имеются не только танки, саперные лопатки и военные газы для подавления немирного инакомыслия, но и вполне бескровные средства. Гуманные, человечные и земные. Но если при использовании первых нужен приказ и только приказ, то по второму случаю нужна инициатива и исключительно инициатива, основанная на вашем желании сделать мир лучше, безопаснее и устойчивее. Это своего рода народная дипломатия, но она имеет и свои правила, и правила эти разработаны специальными подразделениями, военными психологами, людьми высокообразованными, которые знают, как управлять массами и делать их агрессивными, или, наоборот, подавлять в них агрессию, или, даже точнее сказать, искоренять ее. Для сохранения мира и установления национального порядка все методы хороши и часто равносильны. Это теория, она справедлива, но бессильна без практики. Мы, стоящие на рубеже интересов России в национальном вопросе, прекрасно понимаем, что экспансия неславян, которая теперь повсеместна и обыденна в наших городах, скоро сделает всех нас заложниками их этноса. Самобытность чужих разрушает собственную. И это, увы, уже не столько теория, сколько практика. Если читаете новости или смотрите их по телевизору, то должны знать, что в Москве запущена программа по социальной интеграции нерусских лиц ближнего зарубежья. Они добровольно идут на контакт с нашими солдатами. Я говорю о женщинах потенциального противника. Общие с противником дети формируют толерантность, терпимость в межэтническом социуме. И такие дома толерантности, терпимости – если угодно, где все это, так сказать, происходит, уже есть в Москве. Процесс интеграции пошел, и неотвратимость его в наших с вами руках, бойцы.

Влад говорил уверенно, негромко и, казалось, сам начинал верить в произносимые вслух чужие мысли. На самом деле ему было все равно, просто надо было поскорее закончить этот промежуточный этап, надуманный кем-то буфер между его жизнью и могилой, от учебной части к передовой судьба вела свою дорогу через Москву.

– Завтра борт на Москву. Кто не полетит, кто не с нами, сделайте шаг назад за спины своих боевых товарищей. Есть такие?

Таких не было. Явка была стопроцентной.