Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

– Возможна только единственная встреча с вами сегодня, или уже никогда.

– Окей, по рукам. Раздевайся до гола и марш в мою постель! – Иван рубил прямотой и наглостью.

Мокрое, как и ее собственное, от жары тело прилипло к ней чужим потом, и его запах, запах оккупанта, подавил окончательно сопротивление девушки. Чужие, чуждые ласкам руки, рывком развели ее бедра и дрожащие от нетерпения пальцы нащупали тщательно скрытую за густотой вьющихся волос девственную мишень. Кинжальная боль внизу живота на мгновение отрезвила девушку, но лишь на мгновение, и мощные, ненасытные толчки снова вогнали в транс повиновения ее юное тело. Не сопротивляясь, почти не дыша, Наргиза покорялась своему по-настоящему первому, хотя и нелюбимому мужчине. И представляя на месте Ивана Гаджи, с его чистой юношеской любовью, не открывая глаз, она обняла чужеземца и, прильнув губами к его волосатой груди, приняла как данность свое новое состояние заклейменной потерей невинности женщины. Русский, уже немолодой мужчина потреблял нектар чужой девственности, наслаждаясь каждой секундой обладания юной Наргизой, как последними днями нежного бабьего лета перед долгой серой разлукой с красками жизни. Удивленный поцелуем, в его понимании проститутки-девственницы, Иван остановился и, желая получить еще и бонус в виде влюбленных глаз девушки, сквозь темноту всмотрелся в ее лицо. Через застывшую гримасу боли, насколько это было возможным в ее ситуации, Наргиза нежно выдавила из себя:

– Ванюша, хороший мой, не бери, прошу, сюда, а возьми меня туда.

С этими словами она бережно, но уверенно вынула нечто увесистое, липкое, окровавленное, похожее на массивное лезвие холодного оружия, и аккуратно направила его снова внутрь себя, в привычное к процессу страсти, но не знавшее ранее таких размеров место. Кинжал Ивана, обретя новые ножны, сделал свое дело: сохранив и даже улучшив жизнь женщины, он в итоге ранил ее любовь, уязвимость которой казалась Наргизе призрачной и нереальной в их серьезных отношениях с будущим мужем.

Обернутая, как после сауны, в простыню девушка встала с кушетки, молча приветствуя Алексея, как ученица учителя в классе. Ее влажные глаза были наполнены тревогой, волнением и, возможно, непониманием. Почувствовав испуг и незащищенность девушки, Алексей первым нарушил тишину:

– Слушай, здесь курить можно?

– Можно, но только электронные сигареты, возьмите в тумбочке, если желаете.

– Электронные могу только за компанию. Ты куришь?

– Там всего одна в комплекте – нам не положено, да и не курила я никогда.

– И не начинай. Я тоже не буду.

– Вы у меня первый, а до десяти вечера должно быть еще восемь. Когда я успею всех принять?

– Ну, десять утра только. Если по два в час, еще время на обед и послеобеденный сон останется.

– Да. Только тогда как-то быстро получится с каждым это дело.

– Так это без любви всегда так. Быстро, на скорую руку. Представь себя дояркой. Тебе надо сдоить полстойла коров за день, но не по ведру с каждой, а лишь по жирной капле на донышко. Вполне можно справиться.

– Выходит так, что ваш взвод – стойло, а я ведро для дойки?

– Наргиз, да как не крути, ничем человеческим здесь и не пахнет.

– Вы специально так говорите, чтобы обидеть меня?

– Ну, что вы разве слова чужого вам человека могут причинить большую боль, нежели собственные поступки?

– А должно быть больно?! – Взорвалась девушка. – А мне не больно. Я здесь ради лучшей жизни. Я такой же человек, как и ты. И моя семья имеет не меньше прав на хорошее существование, чем твоя. Понял, да?

– Ага, а я ради мира на земле здесь. Ты только прикинь, какие мы замечательные люди. Белые и пушистые.

– Не знаю, что ты здесь делаешь, лично я таких мужчин не уважаю, которые пользуются девушкой за деньги.

– Я не за деньги, я на халяву. Можешь уважать меня без угрызений совести.

– Ну, конечно, и давать, и уважать – не много чести для молодого солдата?

– Наргиз, слушай, вот я бы сюда добровольно не пошел. Ты сама пришла, а я по приказу командования. Или тебе муж приказал идти в эту казарму?

– Что ты несешь? Я родом не из России, где мужики своих жен могут отдать собутыльникам за бутылку водки. У нас уважительное отношение к женщине. Я сама принимаю решение, которое идет на пользу моей семье.

– Так что муж был против, но ты уговорила его? Или это решение вашего семейного совета?

– Я что-то не пойму, зачем ты ко мне пришел?

– Я не дезертир, я не мог не прийти.

– А если не дезертир, так трахай не мозг, а другое место! Будь, уже наконец мужчиной, а не мальчиком в розовом полотенце. – Наргиз попыталась засмеяться, но у нее не вышло.

– Я давно не мальчик, Наргиз, розовое для прикола надел, прикинулся девственником.

– И нехорошо поступил. Глупо и нечестно. Я, может, и глупость делаю, но честно верю, что так лучше для всех, чем никак. Лучше и для нас, и для вас. Что критику наводить, не дураки все это придумали. У вашей страны умные и ответственные люди в руководстве сидят и для всех хорошо делают.

– Зачем ты льстишь? Ничего умного я лично не наблюдаю. Мне также противно стрелять по приказу в невинных, как и спать с их женами без любви. Я просто живу этот год по уставу, и у меня нет выбора. Добровольно на такую гадость не пойдет ни один нормальный человек.

– Да ты просто не знаешь еще жизнь, трудную жизнь – не такую, как здесь. Попробуй в пустыне так порассуждать о высокой морали, а не о воде насущной. У нашего народа есть пословица, слоган по-вашему: «Будь там, где жизнь». Если сейчас жизнь здесь – надо быть здесь, завтра в Белоруссии например, надо ехать туда. Не дай бог, Антарктида зацветет – и туда поплывем. Мы будем кочевать от оазиса жизни к оазису, чтобы сохранить свой народ, не погибнуть, а заполнить планету цветами вечной весны. Мы мудрее, красивее, добрее. Нас не надо бояться, нас надо любить.

– А чтобы вам не цвести у себя дома, в чем проблема, никак не пойму? Почему свою страну не хотите превратить в сад мудрых тюльпанчиков?

– Знаешь, Алексей, – девушка, сощурившись, прочла его имя на полотенце, – зачем изобретать велосипед – у вас ведь так говорят? Я живу сейчас, как и ты, а не вчера и, тем более, не завтра. Я не отвечаю, почему в моем государстве такая разруха, но и ты не в ответе за имперские амбиции и зло порабощения, на костях которого расцвела твоя страна. Дети за отцов не в ответе. Мы на равных. Мы – одно поколение. Поколение вынужденных прагматиков. И я сяду на твой велосипед сегодня за деньги, а не завтра – за годы на свой собственный.

– Но тогда у твоих детей не будет собственного велосипеда.

– Не беда. У них будет твой.

Девушка, не глядя на собеседника, сняла с себя простыню и аккуратно положила ее в изголовье кушетки.