Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

– Я платил, я ведь не служу еще в армии. Не собственные деньги, конечно, дядя Ашот дал на вас полторы тысячи.

– А, ну, кроме тебя, не солдат не было. Все как один стриженые.

– А со мною лучше, чем с армейцами?

– Конечно, сынок, по любви всегда лучше. Ты ведь нам с Ашотом теперь совсем родным станешь, если рожу – уверена, что точно от тебя!

– Конечно, родите, вон я вас как накачал, аж через край плещется!

– Спасибо, мой родной! Может, еще хочешь?

– Да, очень хочу! Но только так, как можно лишь дяде Ашоту. То есть в другое место, в то, что только по любви.

– Юра, что ты придумал себе, зачем туда, когда можно сюда? Туда больно будет даже с тобой и Ашотом, любимыми и близкими мне людьми.

– Тетя Нияра, я очень аккуратно. Поймите, для меня это очень важно. Секс по любви, а не только из чувства долга. Долг перед Ашотом я уже исполнил, и, дай бог, породнимся скоро. Но для меня, человека, которому только исполнилось восемнадцать, важно верить в любовь, как в неземное чудо, которое имеет вполне реальные земные доказательства.

– Вах, Юра, какой же ты еще романтик! Ты считаешь, что если я даю туда Ашоту и тебе, то это и есть доказательство моей любви к вам, – так, да?

– Я считаю, что только это и отличает сейчас нас с Ашотом от других, которые берут вашу любовь за государственный счет. Для меня важно быть любимым, поверить в себя как в мужчину. Важно понимать, что ребенок, которого вы родите от меня, будет рожден именно в любви, а не по расчету, не за квартиру и другие блага. Да, для меня это важно знать, очень важно!

– Юрочка, какие блага? Ты хочешь, чтобы твой ребенок со своими братьями продолжал жить на съемной однушке в Апрелевке? Это нормально? Я здесь отдаюсь не за квартиру, а за нормальную жизнь для своих детей!

– Да, я все понимаю. Конечно, не хочу, чтобы мой парень со своими братьями жил в клоповнике за МКАДом.

– Ну, допустим, ни в каком не клоповнике. У нас чистенько, и ковер не только на полу, но и на стене есть. И дети не донашивают чужую одежду, и мясо едим не меньше трех раз в неделю, а не только в субботу, как многие. С ребенком твоим и в Апрелевке все хорошо будет. В наших семьях чужих детей нет. Мы не русские, которые к своим хуже чужих относятся. Оставляют их в домах ребенка, и другие по всему миру их берут в свои семьи. Мы не свиньи, поверь. Просто, если ваше немощное государство за наш счет пытается решить собственные проблемы с особым цинизмом, то мы не при чем – мы люди нормальные.

– Нияра, согласен с вами, я не патриот. Для меня сейчас родина – это моя семья и друзья. Вы мне не чужая – близкая и любимая. Часть моей родины.

С этими словами Юра вновь развел потные ягодицы женщины и вдавил волосатое колечко указательным пальцем, как кнопку лифта, и, подобно лифту, сложный человеческий организм начал движение. Женщина с невнятным бормотанием приподняла таз и впустила в себя Юркин палец.

– Только аккуратно, сынок, не спеши – дай привыкнуть.

– Конечно, любимая, я потихоньку.

– Накинь простынку сверху, а то нас обольют холодной водой, – сдавленным шепотом прошипела Нияра, – тут не дома, так нельзя.

Юрка прикрыл ягодицы и, разместившись строго между ними, начал погружение. Пальцы Нияры добела сдавили край кушетки, и женщина, приглушая боль, жалобно застонала:

– Ой, больно, вынь, пожалуйста!

«Надо же, как вцепилась, – подумал парень, – прям, как Ашот в руль. Точно говорят, муж и жена – одна сатана». Вместо жалости Юрка с силой развел в стороны желеобразную массу Нияры и проник в нее на всю возможную для него глубину. Боль парализовала женщину, сломила сопротивление и дала Юрцу возможность реализовать в полной мере весь опыт регулярных сношений с подростком Наталкой. Долбя эту дающую за деньги женщину, Юрка думал, как все же мудра политика его государства в этом вопросе. В самом деле, за небольшую по нынешнем меркам плату, можно получить огромное моральное удовлетворение, не говоря уж о физическом. Парень, как и любой в его возрасте, остро ощущал несправедливость. Его всегда возмущали цены в супермаркетах, где в два-три раза дороже предлагались те же самые продукты, в той же самой упаковке, что и в универсаме «Ивушка». На фиг, по большому счету, переплачивать сутенеру раз в пять, чем государству, за тот же секс, за те же дырки. За удовольствие унизить и оттрахать надо платить, как за любую человеческую слабость, это и понятно. С этим не поспоришь. Но лучше отдать меньше, чем больше. Государство, конечно, в этом смысле тот же сутенер, но свой, всем родной, добрый и совестливый. Или, например, взять штрафы за превышение скорости. Прокатился с ветерком – получил удовольствие, будь любезен расплатись – пополни казну. Все верно, все по-людски. Все просто супер.

– Юра, тебе еще долго? – уже без боли в голосе спросила женщина?

– Понравилось?

– Да, да, очень. Хватит меня уже геморроить!

– Хорошо, зайка, сейчас дотрахаю, и хватит на сегодня. Встань раком, еще пару минут и отпущу.

Жена Ашота поспешно подкорректировала позу, но была при этом неловка и простыня упала на пол. Решение наблюдавших за половым актом не заставило себя долго ждать – не прошло и минуты, как струи возмездия градом обрушились на монумент грехопадения. Но Юрий не растерялся, не струсил, не стушевался в оранжевых нитях теплого душа, а, напротив, проявил при этом настоящий характер и в ответ только удвоил и углубил мужские движения. Женщина орала, дергалась, дрожала, пыталась вытолкнуть парня из себя, тужась в его сторону, но напрасно: тот вцепился в ее зад своими тонкими пальцами хваткой бультерьера и фанатично доводил до конца начатое дело. Через десять секунд все было кончено: волна презрения к Ашоту и собственного самолюбия обрушились на выступ Нияры и горячей струей ненависти проникла в чрево порочной любви, этой сломленной устоями нового общества женщины. То ли холод наконец продрал юношу, то ли женская тяга к теплу ослабила ее контроль над пороком, но подобно тому как вылетает пробка из бутылки шампанского, так же следом за Юркой полетела выбиваемая газами кишечника мощная струя его содержимого, заполняя мелкими грязными брызгами и характерным запахом небольшую стеклянную конуру наложницы. Оказавшись рядом с юношей в душе, осознав весь стыд содеянного, Нияра разрыдалась.

– О, господи, что же это такое! – женщину продолжал бить озноб, но скорее от страха, чем от холода. – Милый, как же так вышло?

Наслаждаясь полным и необратимым унижением женщины, Юрка стоял с закрытыми глазами и полностью отдавал уставшее тело ласковой заботе тепой воды. Нияра, стыдливо прикрыв лицо, уткнулась в грудь юноши. Между тем волонтеры начали уборку. Смывая со стекла стен коричневые пятна, меняя перепачканное белье, орошая, припасенным на этот случай дезодорантом «Весенние цветы» испорченный воздух; они делали свою работу четко, без эмоций, профессионально решая проблемы, без позволения внедряясь в чужую личную жизнь и в рамках своих должностных обязанностей наводя в ней порядок, согласно чужим клише о достойном, прекрасном и светлом.