Константин Кропоткин - Сожители. Опыт кокетливого детектива

– Что им дано?

– Жизнь.

– А ты не просрал?

– Еще нет. Но уже на полпути.

Манечка посмотрела на меня – свет от уличного фонаря падал ей на лицо, обрамленное темными завитками волос, он открывал ее лицо на странный призрачный манер. На привидение была похожа сейчас толстуха.

– Ты хочешь отрезать свою пыпырку? – сказала она. У нее получилось грустно.

– Ага, и тебе пришить, – сказал я.

Она выдохнула.

– Только предупреждаю – титьки я тебе не отдам. Я на них красавчиков ловлю. Возьми лучше жопу – она мне надоела.

Мы опять грохнули. На всю улицу. Когда ситуация странная, то самое лучшее – это над ней посмеяться.

– Не люблю чужих тайн, – сказал я затем. Мне было неловко, что я выложил Манечке сведения, которые, наверное, для нее не предназначены.

– А я и своих не люблю, – Манечка выпростала из своей сумки коробку, – На! Забирай. Хотела анонимно послать, да теперь передумала.

– Это что?

– Тебе.

Внутри оказался заяц из светло-коричневого плюша.

– На память, – сказала Манечка, – Как «спасибо».

– За что?

– Я, конечно, дура, но не до такой же степени, чтобы поверить, что Ашотик вот прямо сам собой взял и передо мной появился. Чудес не бывает. На! – она ткнула пальцем в зайца, – Бери и подавись.

– Нет, я ничего не понимаю! – но зайца взял. Вон, валяется теперь меж диванных подушек.

Назвали «Казимиром». Для «Бедной Лизы» у него слишком мужественный вид. Хотя… если ему платьице надеть, да приклеить ресницы….

Суржик сказал Масе, Мася позвала Марка, Марк пригласил меня, я вспомнил про Манечку, Манечка не могла обойтись без Ашота, а еще и Николаша с Андрюшей прибились – так и образовалась компания.

Собрались не сразу. Когда появились мы с Марком, народу было немного, а из знакомых – только белая Мася в сиреневом платье с ромбами и муж ее, Суржик, похожий на волка даже в костюме с искрой.

– Масенька! – смачно облобызал Марк красотку-снегурочку.

Суржик коротко нам кивнул. Даже руки не подал, отметил я.

Давали модный показ. Помещение было бетонным и большим. Никаких подиумов – только два больших экрана – там девушки и ходили.

– А где, простите, мода? – спросил я.

– Все в Милане происходит, на секретной квартире, а мы свидетели, – озорно прищурившись, сообщила Мася.

– Можно было б и дома посмотреть, – сказал я, – По каналу «Фэшн-Ти-Ви».

– А платьица тоже дома выгуливать? – Мася покачала своими длинными белыми волосами.

– А брючки? – поддержал ее Марк; он был в коротких штанах на завязочках, вельветовом пиджаке и с шейным платком над майкой-алкоголичкой.

Иными словами, созвали людей не моду смотреть, а друг на друга пялиться: девушки, похожие на трепетных антилоп, ходили с мужчинами, похожими на трансформаторные будки (они гудели мобильниками, что сходства лишь добавляло); были еще эксцентричные старушки в тюбетейках и сурьме, городские сумасшедшие, вихрастые юноши в мешковатых штанах, а также много-много людей, которые ничем особенным не отличались – они были ровно такими же, как и я, и, глядя на них, трудно было догадаться, что они интересуются модой. Нет, нет, нет, не за модой пришли они сюда, в центр города – на мероприятие, которое устроили друзья Суржика, бизнесмена со смешной фамилией, и Маси, его феерической идиотки.

Здесь красовались. Как могли. Как умели.

– Вы походите тут пока, – сказала нам Мася, – Поешьте еду. Много вкусной еды дают. Бобслеев я правда еще не пробовала, но все равно вкусно.

– Лобстеров, ты че? – сказал Суржик, прежде чем увести Масю куда-то в толпу.

Точно. Здесь не только красовались, но еще и ели – неожиданно жадно – у столов с закусками было не протолкнуться.

Я приметил толстяка в банном халате с металлической вазочкой на лысой голове. Вытаскивая себя из толпы, в руках – всего-то двух – он с ловкостью официанта удерживал пять бокалов вина и три тарелки с бутербродами. Глядя на него, я вспомнил одного культурного обозревателя, у которого есть только две темы для разговоров – «какое дерьмо производят нынешние творцы» и «фуршет». Думаю, с передвижной вазочкой ему нашлось бы о чем поговорить.

– А он здесь зачем? – спросил я, – Решил выгулять свой кухонный инвентарь?

Марк поглядел на чудака.

– Это же художник, – Марк невнятно произнес его имя, – У него вся жизнь – произведение искусства.

– А у остальных она, конечно, бессмысленная пачкотня, – сказал я, подумав параллельно, что только умение говорить едкости с улыбкой спасает меня от репутации безнадежного брюзги.

Впрочем, в этих кругах у меня вообще не было никакой репутации. «Гражданин Ноль» было мне имя, что, признаться, очень меня радовало. По крайней мере, я мог беззастенчиво хохотать над вазочками в виде мужских шляпок.

К тому времени мы не только поели, попили, покривлялись, но и умудрились накормить Манечку. Едва показавшись, толстуха начала быстро и жадно впихивать в себя веселые тартинки, которые заботливо припас для нее Марк.

– Скоро Ашотик придет, – давясь и кашляя, пояснила она.

– Боишься, что отберет? – насмешливо спросил я.

– Для него я – фея, ты понимаешь?

– А феи не едят и не какают, – сообразил я.

– Какают, но только в абстрактном смысле, – она со свистом начала высасывать из клешни неизвестного мне ракообразного нежное белое мясо. Наверное, это и был тот самый бобслей.

– В каком смысле? – история эта начала меня забавлять.

Она разодрала, выгрызла и облизала все, что было вкусного на ее тарелке, и, отдышавшись, пояснила.

– Мы в кино были. На романтической комедии, само собой, а там героиня весь фильм ест. Она ничего так, не уродина, хоть и зубов много. А Ашотик мне возьми, да скажи, что ему не нравится, как она кушает.

– А ты при чем? Ты что, актриса в зубах?

– Он сказал «кушает». А я не кушаю. Я даже не ем. Я жру, – она покосилась на свои бока.

– Пусть привыкает. Ему ж за тебя еще замуж выходить.

– Ты, пупсик мой, правильно заметил, – пропела она, – В нашем дуэте первую скрипку играю я, однако в некотором очень важном смысле….

Мы замолчали с ней разом, как-то разом заметив, что Марк, стоявший рядом с нами, переменился – заелозил ртом, лицо пошло лихорадочными пятнами.

– Что с тобой? Живот болит? – спросила Манечка.

– Аллергия на морепродукты? – спросил я.

– Это он, – сказал Марк замогильным голосом. И, ни слова более не говоря, пошел к выходу.

Я пошел за ним следом.

– Эй, а я еще вина хотела! – крикнула нам вслед толстуха.

– Сама возьми, – не оглядываясь, крикнул я.

Марк интересовал меня больше манечкиной утробы – я схватил его за рукав.

– Это он. Ну, помнишь, в клубе, который…, – у Марка задрожали щеки.

Я посмотрел в ту сторону, в которую он указал глазами, и… не увидел ровным счетом ничего примечательного.