Константин Кропоткин - Сожители. Опыт кокетливого детектива

Мы не знакомы и нам еще есть, чем заняться. Причем, каждый из нас находится в своем любимом месте. Тебе, конечно, хорошо зимой. В лесу. На тебе мохнатая шапка. Куртка серая с синей полосой. А я будто бы в городе. Сижу в кафе. Народу полно, а я уже выпил свой кофе с молоком и гляжу в окно, как мимо люди снуют. На меня официантка пялится, хочет прогнать. А мне все равно, что она там думает. Я знаю, что уходить мне нельзя прямо сейчас. Нужно подождать. Поймать момент. Я жду тебя, а ты в лесу. Мы вот-вот встретимся. Ведь дело не в том, какое место, а в том, что мы должны быть вместе. Мы предназначены друг для друга, а география ни при чем. И вот, ты идешь себе по снегу в своей серо-синей куртке, хрустишь по снежку. Тебе весело, потому что совсем скоро ты встретишься со мной. Ты чувствуешь приближение судьбы и сердце твое трепещет.

Тебе морозно и весело. Ты идешь по хрусткому белому снегу, – и вот я уже слышу звук твоих шагов. Ты приближаешься, сейчас мы встретимся. Я торопливо расплачиваюсь и спешу на волю. К людям. К тебе…».

– И что это за произведение искусства? – эпитет «бредовое» я опустил.

– Дневник, – сказала Манечка, – У Николаши в компьютере нашла. Он там делится своими сокровенными переживаниями.

Я вспыхнул.

– Слушай-ка, ты о неприкосновенности личного пространства что-нибудь слыхала?

– А ты слыхал, как он в комнате своей воет? А я – его лучшая подруга, а, значит, обязана.

– Что ты обязана? Украсть, что тебе не предназначено и тыкать в нос всем, кому на него наплевать? Какие симпатичные у тебя представления о дружбе! – если бы кто-то, меня не спросив, сунул нос в мои вещи, то я бы устроил…, нет, не истерику, и не бурю. Я бы даже матом ругаться не стал – обошелся бы одним единственным словом – «вычеркиваю».

Из своей жизни «вычеркиваю».

А она даже не покраснела.

– Надо его найти, – решительно сказала Манечка.

– Кого?

– Того человека, про которого он пишет. Николаша – человек стеснительный так и просидит, прождет любовь всей своей жизни, пока член вставать не перестанет.

– И ты решила позаботиться о его члене, – саркастично заметил я, – От меня-то что ты хочешь? Объявление написать? «Ищу-целую»?

– У тебя башка хорошо работает. Вон какие книги пишешь.

Если Манечка краснеть не умеет, то я могу пойти пятнами в единый миг. Так бы ее и пристукнул. Историю с книжкой – написанной от отчаяния и изданной кое-как – я вспоминать не хотел. Мне было стыдно за нее, пусть даже стыдиться было в общем-то нечего – ну, у кого не бывает грехов молодости?

– Ну….

Я снова пробежал глазами по листку и, ничего достойного не найдя, был вынужден пожать плечами.

– Ни имени, ни адреса, ни как выглядит. Куртка – единственная примета, да, и ту, наверняка, выдумал твой поэт. С таким же успехом можно выйти на Красную площадь и кричать «ау!».

– А что тебе подсказывает твое чутье?

«Отвяжись» оно мне подсказывает, подумал я.

– У тебя аспирина нет?

– А мне, – продолжила Манечка с неуместной торжественностью, – мне кажется, что он работает в трамвайном депо.

– Ну, здорово. Совет да любовь. Будет свадебка – не забудь уведомить. Пошлю анютиных глазок букет. Причем тут депо-то?

– Так говорит мне мое чутье.

– Какое художественное у тебя чутье. А почему не певец в халате? Врач в вендипансере? Труп в анатомичке? Нефтяник на трубе, в конце-концов? Или моложавый директор филиала номер семь московского Сбербанка?

– Мне Николаша намекнул.

– Ага, а потом ушел выть белугой.

– Ты не представляешь, как он сейчас страдает. Песни пишет одну за другой. Буквально потоком. Любовь, страдания, хуета. Вот, – она вынула из кармана брюк сигаретную пачку, а из нее сложенный вчетверо листок, – Слушай, – и с выражением прочла, – У парадного крыльца, Символично Мы прощались в два лица Иронично. Друг до друга недосуг. Друг без друга Оказались сразу – вдруг Против друга. Говорили без лица, Безразлично В двух минутах до конца. Лаконично. Наливался небосвод Как слезами. Мы кивали сухо под Небесами. Расходились без стыда Многоточий. Расставляли без труда Наши точки: По делам и по сердцам, По привычкам. За минуту до конца Лаконично. Уж секунды до конца. Непривычно Расставались два лица – Симметрично. Состояли из воды Капли речи. «Я спешу». «А мне туда». «До… невстречи». Был билет на два лица – Стал безличным. Оборвали по концам. Лаконично, – она посмотрела на меня. Белое лицо ее выглядело, пожалуй, бледней обычного.

Она и правда очень за него волновалась. Способность обаятельная и мне с годами доступная все меньше.

Я не могу волноваться за всех подряд, я не спешу помогать кому попало. А Николаша был мне, в общем-то, неинтересен. Есть такие люди: если одни взбивают из молока своей жизни сливки, то у этих – все кефир. Все лучшее у них уже случилось, у них все – в прошлом. Трава тогда была зеленей, деревья выше, небо голубей, трупы с тридцатью двумя ножевыми благоухали амброзией, мировые войны были романтичны, чума-сума прелестны… – не то, что нынешние времена – унылые, постылые, без войн, без потрясений и серьезных катаклизмов. Тоска .

И все-же поэта-песенника мне почему-то сделалось жаль – вот, и еще один дурак сидит, как взаперти, не знает, что с собой делать, плохо ему, и другим от него плохо, а сделать ничего невозможно – уныние вписано в жесткий диск его личности, он просто такой – и любить такого ни у кого не хватит никаких сил. А ему любить хочется – вон, как пишет-то….

– А еще он пьет, – словно прочитав мои мысли, сказала Манечка, – Пока еще в меру, но я то знаю. У меня папаша с мамашей тоже с рюмашки за ужином начинали, – она вздохнула, – Что делать?

– Не знаю, – честно ответил я, – Твоего соседа-сожителя невозможно осчастливить. Он всегда найдет повод, чтобы порыдать. Может быть, тоска – и есть его счастье.

– Нет, слушай, – она рассержилась, – Что ж мне теперь и замуж никогда не выйти? А если помрет? Нажрется и подохнет под забором? Я же потом буду несчастная до гробовой доски.

– Американцы таблетки бодрящие пьют. Отгоняют прозаком житейскую прозу. Я могу спросить, если надо. У меня есть знакомые врачи.

– Эти твои знакомые, – вдруг посуровев, сказала Манечка, – Попросила твоего кутюрье платье ушить, и что?

– Какое платье? Свадебное?

– Коктейльное. Звоню твоему дизайнеру херову, звоню, а он, скотина, к трубе не подходит.

– Нет у меня никаких знакомых дизайнеров.

– Как это? А этот? Розовенький такой, – движение рукой толстуха совершила неопределенное, но мне отчего-то стало ясно, про кого она толкует.

Андрюшка-портняжка.

– Ну, во-первых, он мне не друг.

– Тебя послушать, так тебе никто не друг, все враги.

– Ага, слышал уже. А живу в бомбоубежище, – отмахнулся я, – Андрей, в общем-то, человек обязательный. Наверное, занят. Работы много. Или голова болит. У тебя аспирина нет?