Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио

А ты эстет, ЮМ, правда? – тебя от революционной безвкусицы воротит, но ты и вульгарность дикого капитализма стерпишь, лишь бы обретённый и устаканенный уже уклад безбашенные олухи, которые всегда чего-то большого и чистого хотят, не сломали; правда, правда, надо бы ценить то, что получили и получилось, не стоит бога гневить, – бывает хуже! Как раньше-то говорили, – захотелось большого и чистого? Вымой слона. Пока, однако, новые плазменно-пламенные революционеры, вскормленные достатком дикого капитализма, самоназванные «креативным классом» и самопричисленные ко «всем приличным людям», – если ты заведомо против любых начинаний власти, значит уже приличный? – как и вменено было от века всяким революционерам, не прочь были бы, судя по их перекошенным физиономиям и агрессивным жестам, прочие классы-прослойки, «некреативные» и «неприличные», если не уничтожить сразу, под корень, то сразу же, нажатием компьютерной клавиши, переподчинить себе по принципу: «делай правильно, как я», – хм, великая идея свободы? Да: что-то яростно-обязательное провозглашали хлипкие креативщики-революционеры, разевая рты, вздымая угрожающе бессильные кулачки; ну почему так скучно, почему – по кругу, по кругу? – вздыхал Германтов, который только что не без досады вспоминал пустопорожние разговоры-споры шестидесятых-семидесятых, – буффонада нынешнего якобы предреволюционного закулисья с экстравагантными толстосумами и поэтами-юродивыми, с обязательными людьми позы, – теми самыми извечными типажами, лишь меняющими одежды с учётом моды, нетерпеливо толкающимися, рвущимися на авансцену; и – группы поддержки с крикливыми лидерами карликовых партий, с подтягивающимися на крик-базар, с вчера ещё ленивыми интеллектуалами, с престарелыми правозащитниками и правозащитницами, которых с показной заботливостью недавние комсомольцы ведут из карет прошлого под забрезжившие своды новой свободы; и, конечно, с пылкими уличными гаврошами-переростками обоих полов, всегда готовыми швыряться кусками асфальта в омоновцев-«космонавтов», прозванных так за прозрачно-округлые защитные шлемы; нечто фарсовое сквозило в возрождении трибунной озлоблённости, выплёскиваемой из этой, строго-изысканно оформленной витрины благополучия в легкомысленно-нежелающую против чего-либо протестовать, беспечно-оживлённую солнечную многолюдность; по кругу? – кто-то даже предостерегающе написал недавно, что нынешний президент, сам по себе не такой уж страшный, как его малюют массмедиа с демократическими шашечками, обречён сыграть роль Гинденбурга, а уж затем известно кто через самовлюблённо-пустые головы нынешней тусовки выпрыгнет на сцену истории. Выпрыгнет, не выпрыгнет, а уж этих-то закомплексованных креативщиков, этих Интернет-максималистов, которым море по колено в сети, точно, если всё же удастся им погнать волну массовых недовольств, она же, волна злобы, и смоет, как поверхностный невесомый мусор.

Опять?

Странно коррелировали внешние – «из-за бугра», – и внутренние недовольства. Он вспомнил прошлогоднюю пресс-конференцию в Париже, ненавязчивые размышления свои об эсхатологическом ореоле российской жизни как об единственной нашенской приманке для западной публики, мол, пока мы у бездны на краю, из цивилизованного далёка ещё интересно на нас свысока поглядывать, реже сочувственно, чаще – злорадно, а стоит нам на шажок отступить от бездны, как тут же зевота одолевает лицемерно-добропорядочных и до мозга кости политкорректных господ-мосье, – даже Ванда, вольная подруга на все времена, когда прогуливались с ней в дни её последнего визита в Петербург мимо этих изобильных витрин, сказала: у вас всё, как повсюду стало, неинтересно. Ну да, раньше, когда мерзкие комитетчики якобы за каждым шагом её следили, она сюда, как в экстремальную зону, за опасной экзотикой приезжала; и ещё вспомнился вновь Германтову колбасный эмигрант в оранжевом атласном галстуке, желавший поскорее накликать из парижского далёка российскую революционную ситуацию, то бишь – смуту. И вот, – доморощенные ниспровергатели из нового поколения тут как тут, подросли-оперились, отъелись и готовы откликнуться на цивилизованный зов.

Прилип к витрине: не размышления – а мантры? Периодически пробуждается инстинкт разрушения и – по кругу, по кругу?

Да уж, примирить меня с властью могут только её враги.

Но – в подмётки они все, нынешние враги власти, – наконец-то исторически пофартило? – не сгодятся одному Владимиру Ильичу. Германтов, всматриваясь, читал сквозь витрину постные лозунги: «За честные выборы», «Долой коррупцию», «Путин, уходи»; вот так «креативный класс», как мало, оказывается, надо ему, «самому передовому классу», для гарантий полного счастья, как глупо это обусловленное набором очередных «шашечек» счастье навязывать другим; ну да, как в сказке, немедленно должны исполниться три желания этого класса, после чего народные массы, поджидающие отмашки в затхлых кулисах, в едином благодарном порыве опять начнут жить-поживать и всяческого добра наживать по посулам советской песни, – будет людям счастье, счастье на века…

Apriori – мура?

Ерунда на постном масле?

– Куда вы все опять так спешите? Забыли, что революция, строго по-Марксу сломавшая и отбросившая в небытие политико-экономическую формацию развитого социализма, уже свершилась в девяностые годы? Был социализм, стал капитализм, чего ещё надо? – хотелось бы спросить у новоявленных глашатаев очередных решительных перемен, но Германтов усмехнулся: тебе-то, ЮМ, «старцу в расцвете сил», которому всего-ничего осталось, спешить точно некуда, да ты и многого достиг, ты почти двадцатилетним окном бесцензурных возможностей удачно воспользовался, успел накатать и выпустить обойму книг, а им не терпится наломать своих дров.

И тут Германтов понял истинную причину своего ворчания: нынешние революционеры, – птенцы массмедиа и Интернета, они шагу не ступят, слова не выкрикнут, если не направлены на них телекамеры, если не увековечивает их перлы сеть… взаимная выгода? – а то ты, ЮМ, начитавшийся Дерриды и Бодриайра, не знаешь, что массмедиа, подающие ныне информацию как калейдоскопично-непрерывное развлечение, заинтересованы в поляризации, искусственном обострении событий и раздувании лжесобытий; а то ты не знаешь, что процветает глобальная фальсификация действительности, превращаемой в навязчивое чередование медийных «форматов».

Ну да, миром с жестокой игривостью правят «форматы», выдувающие из телевизионной трубки симулякры, как мыльные пузыри.

А самые желанные гости «формата», они же – ньюсмейкеры, гуру сиюминутности, – не устающие позировать люди позы.