Макс Неволошин - Шла шаша по соше (сборник)

Дядя Виталий обычно приезжал ночью. Почему – не знаю. Видимо, так хочет моя память. Раздавался тяжёлый стук засова. Тихий разговор в сенях. Затем шёпот в комнате. Бабушка уговаривает дядю поесть – вареники ещё тёплые… Или хоть чайку с дороги, сынок… Да ладно, мам, не надо. Макса разбудим… Я лежал в темноте и улыбался. Завтра проснусь – будет утро. И в нём будет дядя Виталий. А значит, начинается весёлая жизнь.

Дядя Виталий казался мне личностью романтической и загадочной. Напоминал героев Джека Лондона. Решительный, лёгкий на подъём и на слово, выдумщик, авантюрист. Потом оказалось, что он был трагическим неудачником. И умер нехорошо. Так случается.

Вспоминаю, как дядя прикатил откуда-то сломанный мопед. Всё утро мы его чинили. Моя роль сводилась к подаче инструментов.

– Смотри, – учил дядя, – вот эта хреновина насаживается сюда до упора, так? А шланг… Ах ты, блин… Нет, мы её заставим…

К полудню закончили.

– Залезай, – скомандовал дядя, – я тебя толкну. Вот газ. Вот скорости. Разогнался километров двадцать в час – переключаешь на вторую.

Он долго бежал сзади, толкая мопед. Раскраснелся и вспотел. Ничего не происходило. Вдруг машина чихнула, ожила, затарахтела. Потом громче – и неожиданно дёрнулась вперёд! Мгновенно я оказался в конце улицы. Развернулся, наглотавшись пыли. Мопед издавал оглушительный треск. Во дворах очнулись собаки. Возбуждённый дядя кричал мне что-то, изображая пальцами букву «V». Наконец до меня дошло – я переключил скорость. И понёсся ещё быстрее. Душа возликовала. Всё лето я не слезал с мопеда. На следующий год нашёл его в сенях. Он заржавел и снова не работал. Я сам его наладил, во что до сих пор верю с трудом.

В субботу вечером мы с дядей шли на танцплощадку. В одиночку я туда ходить боялся. Местная шпана уважительно здоровалась с нами. Закуривали.

– Мой племянник, – говорил дядя Виталий. – Обижать не советую.

– Всё будет ништяк, Грек, – смеялись хулиганы, – если он сам нас не обидит.

– Почему Грек? – спросил я.

– А со школы пристало. Был в учебнике истории… полководец, что ли. На меня здорово похож.

Иногда подходили накрашенные девицы. Некоторые развязно флиртовали с дядей.

– Что, понравилась? – усмехался он после. – Хочешь, склеим тебе какую-нибудь козу-дерезу?

– Не надо, зачем?

– Как это зачем? Отвёл её в кусты и погнали. Э-э… да ты с девчонкой-то был хоть раз? Нет?! Ладно, без обид. Шучу.

Пить водку меня тоже научил он. Отмечали моё четырнадцатилетие. Когда баба Лера ушла в «борную», дядя набулькал мне полстакана.

– Ну, давай по-быстрому.

Водка пахла отвратительно. Гораздо хуже вина. Я поморщился:

– Противный запах.

– А ты не нюхай, – посоветовал он, – смотри. Выдохнул и заглотнул. Хх-ух… И сразу помидорчик – оп!

В тот вечер на танцплощадке дядины кореша с уголовными лицами впервые показались мне славными ребятами. Я даже спросил у одного закурить и был награждён ядовитой папиросой. Надеялся, что дядя вспомнит про козу-дерезу. Но он почему-то не вспомнил.

Однажды дядя Виталий принёс кассетный магнитофон «Весна».

– Сейчас будет ништяк… – он подмигнул. – Устроим им концерт в рабочий полдень.

Дядя водрузил магнитофон на подоконник, распахнул окно и нажал на клавишу. Забренчала гитара. Сельская тишь дрогнула под напором мощного голоса:

В комнату заглянула бабушка в фартуке. Распаренная от кухни, на шее полотенце.

– Что за дрянь вы слушаете, прости Господи?

– Это не дрянь, мам, – сказал дядя. – Это гений. Он будет знаменитым, как Пушкин или Есенин.

– Этот хрипатый? Не смеши меня. И убавь звук, сынок, перед людьми неловко.

Баба Лера так и не устроила личную жизнь. А ведь была не из дурнушек. Надеялась на чудо? Не встретила достойную замену? Так я думал раньше. Теперь мне кажется, что вторая семья означала бы для неё – допустить правомерность, легитимность того страшного июньского утра. Внезапную потерю мужа, крыши над головой, будущего. А она не могла смириться. Не могла понять, как её весёлая, нарядная судьба вмиг превратилась в жалкую калеку. Думаю, часть её рассудка навсегда осталась там – в счастливом убежище из шести предвоенных лет.

Дядя Виталий рос избалованным и хулиганистым. Если можно быть избалованным в послевоенной деревне. Он дерзил учителям, прогуливал школу, часто и охотно дрался. Как сыну директрисы, ему многое прощалось. При этом учился дядя неплохо. Десять лет ему удавалось невозможное: быть в авторитете у шпаны и одновременно хорошо учиться. Окончив школу, в институт поступать отказался, хотя бабушка настаивала. Дядя её очень любил. Но примерно так же сильно он любил деньги. Наверное, за то, что их всегда не хватало. Дядя нанялся в бригаду строителей-шабашников. Там была сдельная работа до упаду. Зато – две-три сотни в месяц на карман. И недельный оттяг в городских кабаках.

Затем его призвали в армию. Кажется, дяде там понравилось. Он – единственный из моих служивших знакомых вспоминал армию без трагизма. Как-то я спросил о дедовщине.

– Ничего особенного, – ответил дядя. – Подходит один жлоб. На, говорит, стирани дедушке портянки. Я ему – пошёл на хер. Он мне – в морду. Я – ему. Он – мне, а я увернулся. И уже со всей дури ему накатил. Кисть повредил тогда сильно, – дядя посмотрел на кисть правой руки. Сжал и разжал кулак. – Но челюсть ему снёс. А как с ними по-другому? Они же по-другому не понимают.

– А дальше? – спросил я.

– Ну, подскочили трое. Отпинали по полной. Месяц в больничке отдыхал. Знаешь, с кем на соседних койках?

– С тем самым жлобом?

– Ага. Оказался нормальный пацан. A больше ко мне в казарме никто не лез. И я молодых не гонял, когда стал дедом. Мне незачем. Это слабакам надо.

Лёгкий выбор, подумал я. Либо тебя избивают до полусмерти, либо надо стирать чужие портянки. Нет, я без этого выбора точно обойдусь. Очень славно проживу без него. И ещё я подумал, что у дяди никакой такой альтернативы вовсе не было. Он как-то сразу знал, что надо делать. Казалось, жизнь никогда не ставит его в тупик. В отместку, много лет спустя, она загнала его в такой угол, из которого дядя Виталий уже не выбрался.

Помню, ездили с ним в райцентр. Сделали в универмаге какие-то покупки. В числе прочего купили тяжёлый замок для сарая. Выпили пива у ларька. Недалеко от станции, в безлюдном месте, перед нами возникли двое.

– Мужик, курить есть?

Дядя вынул сигареты.

– Спички! – раздалось следом. – И кошелёк.

Оба парня выглядели крепче моего дяди. Однако я даже испугаться не успел. Дядя быстро извлёк из авоськи замок в коробке. Взвесил его на ладони и говорит: