Макс Неволошин - Шла шаша по соше (сборник)

– Знаете, что это?

– Ну, замок, – прочёл один. – И что?

– Ответ неправильный, – строго заметил дядя. – Это черепно-мозговая травма. Проще говоря, я щас тебе, сука, башку разобью. Понял?!

Выкрикнув последнее слово, он резко замахнулся. Гопники отшатнулись. Затем молча расступились, освобождая путь. Я поразился, как в несколько секунд изменилось дядино лицо. Так в фильмах ужасов человек превращается в вервольфа и обратно.

После армии дядя женился на однокласснице. Тоня, школьная любовь, ждала его два года. Хранила длинные письма в стихах. Вышла замуж без родительского благословения. Родители Тони считались зажиточными. Высокий дом с цветным телевизором. Две коровы, овцы, гуси. Крепкий дух помёта на заднем дворе. Огород величиной с небольшое поместье. Сберкнижки. Породниться с такой нищетой, как Лера и её хулиган? Боже упаси. В общем, родители делали вид, что никакой свадьбы не было. А просто с их дочей случилось недоразумение. Оно скоро разъяснится, и Тоня вернётся домой. Баба Лера их с достоинством презирала.

Молодожёны сняли комнату в райцентре. Тоня устроилась библиотекарем, затем ушла в декрет. Дядя по-прежнему вкалывал на шабашках. С появлением ребёнка его отлучки как-то естественно удлинились. А визиты домой стали реже и короче. Иногда он являлся нетрезвый, воняя чесноком и парфюмерией. А что вы хотите? Человек упирается, как лось, заколачивает в месяц до четырёх сотен! Ему надо расслабиться, отдохнуть? Или не надо? А дома ор младенца, вечно недовольная жена. Какое тут расслабление? Отоспавшись и потискав малыша, дядя вновь устремлялся за длинным рублём. Вскоре география его поисков сместилась на северо-восток. Тюмень, Норильск, Сургут… Наконец Тоне всё осточертело. Она с маленьким Вадиком переехала к довольным родителям. Дядю там ближе ворот не пускали – даже трезвого и с алиментами. Обойдёмся, не сироты.

Дядя вернулся к бабушке. Его ресторанные загулы участились, так как денег стало больше. Но у дяди Виталия было железное правило. Мать не должна его видеть пьяным. Тем более на выходе из запоя. Где угодно можно появляться в таком виде, только не у матери. А можно, например, перекантоваться у братьев. То есть у дяди Гены или моего отца.

К тому времени папа и дядя Гена окончили авиационный институт, обзавелись семьями и жильём. Папа, лучший студент, гордость факультета, был приглашён на работу в закрытое КБ на окраине Куйбышева. Женился, получил квартиру в хрущёвке. Завершил карьеру ведущим инженером всё того же секретного предприятия. С окладом в двести семьдесят, инсультом в шестьдесят и невыездным пожизненно.

Папин кузен Гена рано осознал, что ведущим инженером ему не стать. И вообще никаким, что лучше для обеих сторон. Но диплом необходим, то есть придётся терпеть эти грёбаные сопроматы. Любой труд отвращал Гену с младенчества. Танцы, выпивка, девушки – вот что его по-настоящему увлекало. При этом жить Гена мечтал не хуже своего отца, Евгения Николаевича. Вывод ясен – комсомольско-партийная стезя. Гена понимал, что ему надо красиво выступать на собраниях и дружить с ценными людьми. И всё у него получится. Папины связи, лёгкий характер и даже внешность здорово помогли. Дядя Геннадий был похож на молодого Брежнева. Начав институтским комсоргом, он дослужился до второго секретаря райкома партии. Затем, как многие слуги народа, вдруг оказался бизнесменом. Посетил все уголки мира, которые стоит видеть. Закончил карьеру обладателем строительной фирмы, разнообразной недвижимости и цирроза печени.

Оба моих дяди крепко выпивали. Среди родни бытовало мнение, что дядя Виталий пьёт от тяжёлой, нескладной жизни. А дядя Геннадий – наоборот, от слишком лёгкой и удачной. Гипотезу подтверждала лишённая всякого экстрима жизнь моего непьющего отца.

Дядя Виталий появлялся в нашей квартире без церемоний. Поздно вечером или ночью. (Кажется, я повторяюсь.) От него пахло костром и романтикой трудных дорог. А может, это был запах перегара и табака. Из кухни до меня доносились разговоры. Мама звучала требовательно и громко. Дядя вставлял невнятные междометия. Отец, как всегда, молчал. Я знал, что дяде поставят раскладушку в моей комнате. И он будет долго читать при свете фонарика. А завтра будет спать допоздна. Проснувшись, взлохматит свою голову и спросит:

– Ну, как ты тут? Выживаешь?

– Ничего. По-всякому, – сдерживая улыбку, отвечу я.

Известно, что неустроенность и алкоголь часто ведут к стихосложению. Или наоборот. Я знал, что дядя Виталий пишет стихи. Более того – печатается. Однажды в деревне я исследовал его тумбочку. Нашёл много интересного. Фрагменты велосипеда, радиолампы, патефон в чемоданчике. Связки ключей. Игральные карты с голыми женщинами. Толстая папка. Внутри кипа газет «Сызранская Правда» и «Ульяновский Рабочий». Или «Ульяновская Правда» и «Сызранский Рабочий». В газетах были дядины стихи о пролетариате. Записанные лесенкой под Маяковского. Например:

И далее о трудовом энтузиазме. Сомневаюсь, что дядя Виталий любил Бетховена. Ещё меньше я уверен, что знал тогда слово «конъюнктура». Тем не менее я понял, что дядя балдел от вида своей напечатанной фамилии. И ради этого мог сочинять любую ахинею. «Кто бы говорил…» – прогнусавил мой внутренний голос. «Да пошёл ты!» – отмахнулся я. Ещё запомнились такие строки:

Ха-ха. Дядя сам был пижоном. Любил нарядиться в фирму, засветить японские часы, угостить друзей американскими сигаретами. Всё это у него быстро кончалось. Мама часто рассказывала такую историю. «Заявляется раз Виталий. Голодный, небритый, с похмелья. И ботинки на нём дырявые. Ладно, пойдём, Виталик, купим тебе ботинки. Пришли в магазин – выбирай. Он сразу показывает – вот эти. Глянули на цену, – мама делает эффектную паузу, – а ботинки-то самые дорогие в магазине!»

Иногда дядя Виталий надолго пропадал. О нём ходили фантастические слухи. Рассказывали, как бригада шабашников во главе с ним отмечала получку в Казани. Они грузят три ящика водки, столько же коньяка и закуски на рейсовый пароходик. Угощают до изнеможения попутчиков, включая команду. Затем берут команду на себя, и полный вперёд – без остановок до Саратова. Кое-кто из пассажиров вначале сопротивлялся. Но затем все расслабились и получили удовольствие. Расставались с объятиями и слезами. Случай имел резонанс, его упоминали в прессе. Дядя угодил под следствие, но в итоге отделался штрафом.

Ещё я слышал, как дядя обаял известную в Тюмени красавицу, ресторанную певицу Алёну. Он подъехал к её дому на четырёх такси. В последнем ехал сам. Первые три медленно везли на бамперах его шапку, дипломат и корзину роз. При этом машины гудели. Алёна застыла у окна. Она в жизни видела много разного. Но чтобы книжно-подростковые мечты вот так сбывались – никогда.