Макс Неволошин - Шла шаша по соше (сборник)

– Но почему? Зачем так поздно?! – возроптали студенты.

– Чтобы вы как следует подготовились. Гонять буду жёстко. Вы меня знаете.

– А досрочно можно сдавать? – поинтересовался Виталий Говоров.

– Рискните.

Рискнул не Виталий, а Слава. И не потому, что рвался домой. Славе нужен был размашистый жест, чтобы Рюрикова оценила его амбиции.

– Смирнов, время я найду. Но вы учтите: досрочников я спрашиваю не по билету. А по всему курсу. Устраивает?

– Да.

– Тогда завтра к десяти утра.

Рядом с телефоном-автоматом курил Шоренко. Слава жил без постоянного соседа. К нему подселяли командировочных. А когда не подселяли, в его комнате зависал Андрей.

– Я еду с тобой, – объявил Шоренко.

– Куда?

– К Рюриковой. Сдавать досрочно.

– Это суицид. Она тебя завалит.

– Не завалит. Я общую психологию знаю лучше неё. Я лекции читал вечерникам.

– Как можно читать лекции без диплома?

– Можно. Если папа и ректор – школьные друзья.

– Тогда надо позвонить и сказать, что…

– Нет. Поставим её перед фактом.

Вот чёрт, навязался, морда, – досадовал Слава, – а что сделаешь?

Увидев Шоренко, Ольга Павловна секунды три молчала. Наконец выговорила:

– Шоренко, а вам здесь чего?

– Я тоже сдавать досрочно. Можно?

– Нельзя, – Рюрикова передвинула взгляд на Славу. – Смирнов, что за фокусы?

– Смирнов ни при чём, Ольга Павловна, – быстро вставил Шоренко, – я случайно узнал и…

– Послушайте, Шоренко. Вас, по-честному, и к сессии допустили зря. И хватает же наглости… Вы, вообще, знаете, кто у меня первый кандидат на отчисление?

– Догадываюсь. Но это всех устроит. Если я отвечаю на двойку, вы мне её ставите. Сейчас. Зачем тянуть до пятницы? И больше меня не видите.

Получив законное «отлично», Слава ждал на улице. Выкурил две сигареты. Наконец появился Шоренко с торжествующей ухмылкой на лице.

– Тройка, Славик! Троечка. Значит, учимся дальше. А Рюрикова меня удивила. Оказалась меньшей скотиной, чем я думал.

Последняя встреча Славы и Андрея вышла какая-то недоделанная. «Смирнову. Я в Москве. Буду немедленно. Готовь закуску. Шоренко», – прочёл Слава. И дальше номер телефона. В холле аспирантского общежития тянуло зимой. Вахтёрша согревалась пуховиком и чаем.

– Можно позвонить?

– Только недолго.

– Здорово, кабан!! – заорала трубка голосом Шоренко. Слава чуть отодвинулся. – Короче, я выезжаю в десять. Чтобы продмаги открылись наверняка. У тебя буду в одиннадцать. Есть повод ощетиниться по-взрослому!

– Привет, морда. Чего не предупредил? Я бы тебя встретил. Я о тебе, кстати, думал вчера.

– Это и было моё телепатическое предупреждение. Ладно, сейчас я тебя допрошу с пристрастием. И ты мне всё расскажешь.

– Андрей… – Славе очень не хотелось произносить этого. – Я сейчас не могу. Читаем с Рюриковой лекцию в Зеленограде. Прикинь, в местном УВД.

– Слав, блин, ну, отмени, к чертям, лекцию! Перенеси. Или пусть сама читает.

– Да я читаю! Я! А она так, хвостом помахать перед местным начальством.

– Слушай, я в Лондон улетаю ночью. К брату. И сильно постараюсь оттуда не вернуться. (У Шоренко в Англии жил старший брат. Занимался чем-то нелегальным, конкретики Андрей избегал. На вопрос «Кто он по жизни?» коротко ответил: «Бандит».)

– В Лондон??

– А я тебе о чём?! Образовался тут удачный вариантец. Короче, звони Рюриковой и говори, что заболел. Может ведь человек заболеть.

– Не может! Она таких вещей не понимает, Андрей. Ты мне хочешь карьеру сломать?!

– Ладно, скотина, – вздохнул Шоренко, – когда ты вернёшься?

– Около двух. Дождись обязательно.

Слава приехал в четыре. Дроздов читал в кровати.

– Где Шоренко?

– Пьют у Астахова.

Из комнаты соседа доносилась разухабистая музыка и такие же голоса. К этому фону окружающие давно привыкли. Саша Астахов, аспирант-философ, регулярно выпивал и дискутировал. Интеллектуальный уровень собеседников, а также их наличие значения не имели. Наутро Астахов подолгу рассуждал о том, как страшно жить. Выговаривал эту фразу, акцентируя поочерёдно каждое слово. Пока ему не давали опохмелиться.

Стало ясно, как Шоренко оказался у Астахова. Узнав, что Славы дома нет, Андрей постучал в ближайшую комнату. Открыл сосед, дальше понятно. Иначе говоря, Шоренко не выносил Дроздова настолько, что предпочёл бывшему сокурснику общество кого угодно. Впрочем, они с Астаховым мигом поладили. А у Вадима и без Шоренко настроение в тот день было глубже подвала. Он потерял любимую девушку. Но что хуже – ещё более любимые деньги.

Гуляли в парке Сокольники. Вадим, как типичный пижон, нёс Алисину сумочку. И забыл её где-то на лавке. Хватились почти сразу, метнулись назад. Сумочке уже приделали ноги. А там паспорт, деньги и билет на Владивосток. Пришлось идти в милицию, затем разбираться в аэропорту. Прощались холодно и, как оба знали, навсегда. Мало того, Вадим, компенсировав ущерб, серьёзно потратился.

Слава приоткрыл дверь. Вдохнул смесь алкогольных и табачных паров. Узнал возбуждённый голос Шоренко.

– Человек, Сань, это пауза между стимулом и реакцией. А что она такое – эта пауза? Ответь своей умной головой.

Слава вошёл.

– А-а! – воскликнул Шоренко. – Вот она – эта пауза – в морде лица! Которая затянулась на два часа. Ну… иди сюда, кабан.

Обнялись. Шоренко под свитером был очень худой. Славу вдруг охватило нехорошее чувство. Что он вряд ли увидит Андрея когда-нибудь ещё.

– Что, прочёл свою лекцию? – Шоренко взял Славу за уши и потряс. – Ты прикинь, Сашок, он променял друга на какую-то блядскую лекцию!

– Да ты рассказывал… – Астахов вяло махнул рукой. – Привет, Слав.

Сашок уже прилично размяк. Шоренко, напротив, был весел, пружинист и резок. Не иначе ширнулся потихоньку или нюхнул чего-нибудь.

– Штрафничок опоздавшему! – потребовал он. – Давай-давай, полнее. Накатим, пацаны, за мою счастливую дорожку. У нас сегодня большие запасы и великий оттяг.

И великий оттяг состоялся. Общага чует, где наливают и закусывают. Потянулись знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые любители халявы. Завязался сложный философский диспут с матерным переходом на личности. Затем компанию украсили две Ларисы с шестнадцатого этажа, аспирантки физмата. Похожие более на элитных шлюх, хотя кто сказал, что это вещи несовместные? В поисках Ларис зашёл и остался негр Патрик. Заглянул угрюмый Дроздов, якобы веселье мешает ему спать. Однако, будучи наделён рюмахой, с удовольствием выпил. А после четвёртой сходил за гитарой. Как сладко пелось нетрезвым хором. Не вее-ерь разлукам, старина-а, их круг… беззлобный дворник, дядя Костя, алкоголик!

Около двенадцати возник незнакомец в заснеженном пальто.

– Андрей, пора. Такси ждёт.