Элайн Нексли - Вивиана. Наперекор судьбе

– Я не гневаюсь на тебя, Сарасвати, – улыбаясь сквозь слезы, ответила я. Мне было очень жаль эту беззащитную девушку, на плечи которой взвалилось бремя тоски и одиночества.

– Проходи в дом, – я, мило улыбаясь, последовала за индианкой, оглядываясь на темную, сапфировую тьму позднего вечера.

Девушка провела меня в большую комнату, которая служила кухней. Здесь пахло специями, разными приправами, от которых резало глаза. В центре стоял низкий, маленький столик, застеленный тончайшим, расшитым шелком. На полу были расстелены циновки с грудой подушек, и, как я поняла, что есть придется на полу.

– Разве у индийцев нет стульев? – в недоумении спросила я.

– Конечно, есть, но такую роскошь себе могут позволить лишь богачи и люди из высших каст. А бедняги довольствуются и циновками. Садись, не бойся, пол начищен до блеска, – я, чтобы не обидеть хозяйку, последовала ее примеру, скрестив ноги в позе лотоса.

На столе стояла глиняная миска с рисом, три лепешки, засахаренные фрукты и молоко в узких стаканах. Я опешила, когда поняла, что здесь нет приборов: – Сарасвати, а, где ложки, вилки, нож?

– Ложками мы едим лишь бульоны, а ножи на стол класть нельзя. По старым верованиям, если возле миски с едой лежит нож, человек, прикоснувшийся к еде, будет голодать и бедствовать целый год. Приятного аппетита, – индианка, оторвав кусочек чапати, [18]запила его густым молоком. Я же захотела попробовать белый рис, присыпанный разными специями. Вкус был необычным, насыщенным, но очень горьким. Поужинав, я отправилась в маленькую, тесную комнатку, где должна была провести ночь. Кровати, увы, не было, спать пришлось на циновке, укутавшись в рваный плед, ибо ночь выдалась очень холодной и ветреной. К тому же, к утру меня стали мучать рези и спазмы в желудке. Чересчур острая пища подействовала неблагоприятно на мой организм. Уснуть я смогла лишь на рассвете, когда лучи блеклого солнца пробивались в комнату, немного нагревая ледяной пол.

Проснулась я в полдень, слыша какие-то голоса и громкие разговоры за дверью. Встав, я прислушалась. Один голос принадлежал женщине, возможно, уже не молодой, второй был грубый, мужской. Я расслышала тихие всхлипы и возгласы Сарасвати.

Я тихо спустилась в коридор, откуда доносились голоса. Стоило мне сделать несколько шагов по ступеням, как я окаменела от ужаса. Рослый, лет пятидесяти, с густой, седой бородой и пронзительным взглядом, мужчина, одетый в роскошный, темно-синий шервани [19]и такие же чуридар, [20]нависал над плачущей Сарасвати, которая, сгорбившись, целовала пыльные ступни в изысканных сандалах какой-то пожилой женщине, одетой в багрово-красное сари с богатой вышивкой. Неизвестные гости говорила по-английски и от каждого слова я вздрагивала: – Послушай, Сарасвати, ты – дочь брахманов. Твои родители принадлежали к самой высшей, священной касте. Моя бедная сестра Ратха умерла двадцать три года назад, я тогда была в Сингапуре, жила со своим мужем и детьми. Когда случился страшный пожар, и вся моя семья предстала перед богом Ямой, [21]я вернулась в Индию, а именно, в империю Виджаянгар. [22]Я хотела отыскать дом своей сестры, но соседи сказали мне, что муж Ратхи умер, а сама она исчезла. Все эти годы я искала бедную сестренку, и однажды, попав на английское судно, узнала, что у нее родилась дочь Сарасвати. Девочка моя, ты долгое время была предоставлена сама себе, но теперь этому придет конец. Как и полагается, я буду опекать тебя, и первым моим требованием является то, чтобы ты незамедлительно вышла замуж за человека, который стоит перед тобой. Это господин Нирам Дикшит, брахман, он дважды овдовел, теперь женой в его дом войдешь ты.

– Тетушка Чанда, я заклинаю вас именем богини Лакшми, [23]не выдавайте меня замуж за господина. Я…я не хочу!..

– Именно богиня Лакшми благословит твой брак. Встань, – когда Сарасвати, звеня дешевыми браслетами, поднялась с колен, я увидела, как ее тело сотрясает дрожь, а по лицу струятся слезы.

– Ты еще молода и обязана стать благочестивой женой и матерью. Господин Нирам не молод, ему уже пятьдесят девять, и именно твоя энергия и юность вдохнут в него новую жизнь. Свадьба состоится в Англии, ибо я хочу, чтобы в Индию ты уже приехала женой. А сейчас припади к стопам своего будущего мужа, – голос Чанды звучал повелительно и властно, но Сарасвати, выпрямившись, с вызовом сказала: – Нет, госпожа, я не ваша собственность и не собственность господина Дикшита. Я не выйду за него замуж и не поеду в Индию.

Нирам, стоявший все это время молча, вышел вперед. Его лицо горело багрянцем гнева и мне показалось, что он сейчас ударит Сарасвати: – Пусть твой язык отсохнет, подлая девчонка! Кто ты такая, чтобы противиться приказу своей тетушки?! Ты станешь мое женой! Слышишь?! Станешь! – индиец дернул девушку за руку, но Сарасвати, почти крича, ответила: – Не смейте прикасаться ко мне! Вы не имеет права!

Прошел лишь миг, как озверевший, потерявший разум, старик ударил девушку, вложив в эту пощечину всю свою ненависть и злобу. Сарасвати отлетела к стене, но невероятным усилием воли сразу поднялась, подойдя к своему обидчику: – Вы подняли руку на чужую, свободную женщину, и вы за это заплатите!

– Ты мне угрожаешь?! – Нирам разъярился приступом сухого, противного смеха:

– Послушай, девочка, после свадьбы я буду волен делать с тобой все, что захочу. Клянусь, что прежде чем коснуться твоего юного тела, я накажу тебя и выгоню спать в сарай. Если ты сейчас же не попросишь у меня прощения и не поцелуешь ног, я в первую же брачную ночь изобью тебя, как непокорную лошадь. И знай: в Индии твое слово будет стоить столько, сколько стоит взгляд неприкасаемого!

Чанда, начавший нервничать, тихо прошептала: – Господин, моя племянница всю жизнь жила в этой пасмурной, серой стране, наполненной проклятыми и гнилыми собаками-христианами. Она отучилась слушать старших, но это, поверьте мне, поправимо! – женщина бросила Сарасвати прямо под ноги Нираму, крича: – Целуй ступни своего жениха! Целуй! – и тут моему терпению пришел конец. Эта старуха посмела осквернить христианскую веру, назвав христиан собаками, она относилась к взрослой женщине, как к вещи.

Быстро сойдя по лестнице, я подняла Сарасвати с пола: – Что вы себе позволяете?! Как вы смеете осквернять Господа Христа?! И неужели вы думаете, что с беззащитной девушкой можете делать все, что пожелаете?! Знайте, Сарасвати в этой стране охраняется законом! Кто вы такая, госпожа Чанда, что бросаете взрослую женщину в ноги чужого мужчины?! А как вы, господин Нирам, можете поднимать руку на даму?!

Воцарилось трепетное и дребезжащее молчание, которое нарушила Чанда: – Как ты посмела так разговаривать со старшими? Сарасвати, кто это?