Beatrice Boije - В твоих руках и Цепи станут Жемчугом

– И так до последней страницы… – вздернул бровь Герман, убирая дневник на место, – Признаться, я никогда не был суеверен, но… от этого у меня волосы дыбом встали. Потому я и решил… спросить, может ты что-нибудь об этом знаешь…

– Хм… – Алоис закрыл глаза, обдумывая сказанное племянником.

Он знал, что этот день рано или поздно наступит, но даже в самом бредовом сне не мог представить, что все будет именно так. И глядя в горящие от жажды истины глаза Германа, он понял, что на этот раз ему не сбежать, скрывая рваные обрывки нитей, ведущих в никуда. Тянуть дальше смысла просто не было.

– Знаешь, малыш… кое-что, наверно, знаю. Иногда все бывает совсем не так, как нам кажется. Тогда нам всем было нелегко, и мы всерьез опасались за ее здоровье. Эта тема была запретной для нас долгие годы, мы даже не знаем, как прошли ее последние дни и было ли это причиной ее внезапному исчезновению. Я не знаю, как именно это связано с ее смертью, но почему-то уверен, что беда не приходит одна… Отложи щетку…

Обойдя саркофаг кругом и встав в изголовье, Алоис обхватил крышку по краям, пытаясь сдвинуть в сторону. Много раз до этого он пытался повторить проделанное Виктором в ту ночь, но не мог и ума приложить, каким образом он смог так легко поднять мраморную плиту, когда, чтобы только сдвинуть ее, Алоису приходилось надрывать спину в тщетных попытках. Но в этот раз на помощь ему подоспел Герман.

– Как холодно… – вздрогнул юноша, вскользь заглядывая внутрь, как смотрит вниз канатоходец, стоящий над бездной.

– Я тоже тогда так подумал… – ухмыльнулся мужчина, тяжело дыша облокотившийся на чуть сдвинутую крышку. – Ты читал о Викторе, полагаю?..

– О да. – закивал Герман, прижав руку к груди, где хранился дневник, – Она невероятно любила его.

– А что еще она о нем писала?.. – как бы между прочим поинтересовался Алоис.

Личность его наставника всегда вызывала у него больше вопросов, чем побуждала к ответам, он видел, как близка с ним была его сестра, пусть причин этому он так и не выяснил. Потому, пытаясь выехать на чувстве ностальгии и сопричастности, он решил выведать у Германа хоть немного из того, что составляло суть тайн его детства.

– Много всего… – уклончиво ответил Герман, – Как он обучал ее наукам, сопровождал на приемы…

Хотя конечно помимо этого он знал то, что Беатрис столь легкомысленно доверила бумаге. Пусть она умела шифровать свои записи, Герман чутьем догадывался до скрытого смысла ее слов, что, наполненные эмоциями, не могли не быть доверенными ее дневнику. И безусловно, из сказанного ею в воспоминаниях о самом ценном существе всей своей жизни, он догадался… кем был Виктор на самом деле. Что же действительно могло произойти в итоге той вереницы событий, что начала своим побегом Беатрис. И что он не расскажет об этом никому. Это та информация, что должна уйти в могилу вместе с ним… Почему-то при мыслях об этом ему вспоминалось окровавленное и истерзанное тело его тетушки Эммы…

– Понятно… – задумчиво ухмыльнулся Алоис, выслушав долгую и извилистую речь племянника о похождениях русского фехтовальщика в Саксонии и Гамбурге. – Так вот… после похорон твоей бабушки, он навестил нас в последний раз. И передал кое-что. То… что теперь я должен буду передать тебе. – он запустил руку в щель, долго что-то выискивая там.

С замиранием сердца Герман следил за его действиями, готовый в любую минуту защитить деда, если на него «нападут призраки». Но вскоре тот выпрямился, держа в руках покрытую изморозью бумагу. Развернув ее лицевой стороной в сторону Германа. Показав ему белесый росчерк имени, от которого его душа упала в самые пятки.

– Совпадает, правда?..

Германия. Гамбург. 1509г.

В каком возрасте и в какой момент времени она осознала, что с ней что-то не так? Может в малолетстве, когда она помогала матери находить мелочи туалета, которые та вечно теряла по всему дому или когда предсказывала что же привез ей отец после деловых поездок в город, едва было видно с горизонта крышу его экипажа. Когда впервые пошла за голубыми огнями холодным осенним вечером и ее пришлось два дня искать с собаками или при воспоминаниях о том дне, когда во время ее крещения треснула купель.

Нет… молитвы не жгли огнем ее душу, вода не превращала кожу в пепел, экзорцисты были бы бессильны, ибо воду из пустой бочки не вылить. Но глядя на то как растет его дочь, Генрих понимал все ясней – или жена родит ему наследника, или его род закончится на этом проклятом ребенке, которого не берет даже Господь. Но родился ее брат и, казалось, все это перестало иметь значение. И она затихла. Будто наваждение прошло и из бесноватого дитя Беатрис вновь стала обычной девочкой, воспитанной и послушной. Но не потому ли, что она поняла, что с ней что-то не так?..

Она стояла высоко подняв голову и с прямой спиной. Ясным взглядом всматриваясь в лицо Спасителю. Собор был пуст, служба давно закончилась, но пришла она сюда не за этим. Едва последние слова проповеди прекращали разгонять тишину и люди покидали скамьи, с самой последней, всегда скрытой в тени, поднималась одинокая фигура, вставала у алтаря и смотрела на распятого на кресте человека. Безмолвно, будто ведя диалог на уровне мыслей и взглядов. У нее было полно вопросов, но ответа на них никогда не следовало. Будто распятый лишь отрешенно качал головой, зная, что его слова все равно будут не в силах что-либо изменить. Вибрации, что наполняли воздух словами молитвы, будто проходили сквозь ее тело, не задевая ничего в душе. Будто она была призраком, которого не заметишь даже в мире тонких энергий. Невидимая для высших сил. И было совершенно неясно, что с этим делать…

Виктор говорил, что ничего…

– Мама…

А, может, просто не нашелся еще тот, кто мог помочь ей это исправить…

Беатрис опустила голову, ухватывая тонкими пальцами крохотную ладошку своего сына. Хвала небесам, хоть с ним все было в порядке.

– Да, дорогой… – тихо вздохнула Беатрис, крепче сжимая руку.

Но малыш, будто загипнотизированный, еще несколько секунд смотрел туда же, куда опять был направлен взгляд его матери, прежде чем заговорить вновь.

– А кто это такой?

– Хм… – ее озадачил этот вопрос.

Кто это такой… Как самим богом отлученной от церкви ведьме объяснить маленькому мальчику, кто это такой.

– Это… спаситель человечества, Аскель. Созданные свободными, дети Его, люди… потерялись, запутались. Как неразумные дети они могли погубить себя, и Господь послал Спасителя…

Подхватив сына на руки, девушка поцеловала его в лоб, прежде чем снова вернуть взгляд к распятию.

– Но почему он на кресте, мама?..