Борис Ковальков - Прогулки по Каэнглум. Книга первая. Алиби убогого дракона

Корректор Александра Приданникова

© Борис Ковальков, 2022

ISBN 978-5-4483-6418-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Если вам скажут, что в Каэнглуме можно жить вечно юным и жить счастливо, – Калоян посмотрел на зрителей и улыбнулся, – то это не совсем так. Вечно жить не получится – Каэнглум не космический холодильник. Жить счастливо? Попробуйте… Смотря что вы называете счастьем. В городе можно задать этот вопрос, но вот понравится ли ответ…

Калоян закурил, взмахом потушил спичку и продолжил, выпуская дым в открытое окно:

– Вечной юности? Возможно, но никак не вечного здоровья, особенно душевного…

Он присел на низкий подоконник, посмотрел на город, на море, обернулся и продолжил:

– Может быть, счастье – это когда не мечтаешь о конечной цели? Ведь она часто отодвигается в бесконечность или оказывается совсем рядом – и неожиданно не той, к которой шел. Любке, ты хотел что-то добавить?

Калоян надел плащ, шляпу с короткими полями, поднял воротник и, простившись со слушателями, вышел…

– Иногда мечта сбывается на фоне странных событий, – улыбнулся Виерд Герлофс Любке. – Неужели это и есть признак подлинности?

Гостиница напоминала расколотый поперек и по высоте портновский манекен – темный силуэт торса в арке Новых ворот, как в раме. По боковому плоскому фасаду здания тускло светилась чуть выгнутая линия, расходящаяся книзу; не то трещина, не то разошедшийся шов.

У гостиницы остановился серебряный двухместный автомобиль с длинным капотом. Дверь кабины приоткрылась, но человек не сразу вылез; сидел, опустив ноги в снег, открывая и закрывая дверь, словно проветривая салон. Поискал взглядом вокруг, увидел плоскую фигуру, контурами напоминающую человека. «Э, да это и есть человек, но какой он плоский. Эк его сплющило, прямо выжало».

Владелец серебряного автомобиля ушел к Старым воротам; от них потихоньку пошел в Опустевшую часть города. Через некоторое время вышел на маленькую площадь и остановился у старого двухэтажного здания с новой мансардой. Перед домом вдоль стены стоял ряд мусорных баков. Окна в доме были погашены, как и во всех домах вокруг. Хотя мансарда была новее дома, выглядела она ветхой. Никто никогда не жил в этой мансарде, не было ни подоконных полочек для цветов, ни забытых занавесок за стеклами. Окна были незрячими и пустыми, без выражения, какими они остаются в необжитом доме. Человек откинул полы дорогого, капшадтского сукна пальто, засунул руки в карманы брюк и стоял покачиваясь. Подошел к бакам, открыл один, придерживая крышку над собой, нагнулся.

Паром сбавлял ход. Тревожные гудки; мягкое прикосновение буксира-толкача. Порт.

Туман был белым и густым, Любке едва различал кисть руки. Он сидел в палубном кресле у самого борта; провел ладонью по белому лаку поручня, собрал капли тумана и вытер лицо. Встал и подошел к своему окну – в тени подволока верхней надстройки окно отражало пальто, кепи с опущенными наушниками, лицо чуть белее тумана. «Зачем обходить?» Он вжался ладонями в стекло, поднял раму и ввалился в свою каюту. Собрался и вышел на палубу обычным способом.

Подошел матрос в белой форме. «Черное лицо в тумане, как зрачок лисички Орешагги 1 1 Орешагги. Лисы каньона Расколотой Ели. Из интервью, взятого Дори у лисички Herminetta Blanch ob` Oreshaggy Shytrux: – Мне говорили, что подобные существа: грифоны, кентавры, гвалы, все смешанные – появились после нашего отступничества. – Грифон с тобой не согласится, а гвал съест. Об этом можно узнать в университете. – Вы посещаете университет? – Посещаю. Я же цирковая лиса. – Вы выступаете в цирке? – Вот еще! Я там живу зимой и осенью, летом и весной мы перебираемся в Овраг. ». Матрос помог спустить вещи на пристань, поднялся по трапу, белая форма исчезла, и только облачко черных волос проплыло вдоль борта.

«А я был не один на пароме, – заметил Любке, – конечно, была команда, но кто-то еще сошел на пирс, кто-то скользнул в туман по откинутой аппарели». На пирсе стоял маленький отдельный омнибус. «Она сейчас выйдет… Откроется дверца, рука подберет подол платья… Какого цвета? Возница поможет сойти… Она сойдет легко – спорхнет… оглядится, увидит меня, засмеется, но останется на месте… Но нет, никто меня не встречает».

Любке присел на мокрую причальную тумбу, ногу вытянул вдоль троса. Море, как говорили здесь, «дышало», и трос то натягивался, то ослабевал. Из тумана послышалось: «Осторожней!» Любке подобрал полы пальто, послушно снял ногу с троса и встал. Омнибус подъехал. Две лошадки смотрели на Любке, он ответил взглядом, лошадки отвернулись. Возчик спросил:

– Не подвезти ли куда? Еду в Вышгород, но могу сделать крюк через город.

Любке попросил взять багаж и отвезти в гостиницу за Новыми воротами, сам он пойдет пешком. Возчик помог погрузить вещи.

– Вздыхаете? – обратился он к лошадкам. – Проедем по набережной! – (Лошадки подняли уши.) – А в Вышгород вернемся через Поле. Поскачем. Что тащиться по Лангбейн?

Лошадки переглянулись и облегченно шумно выдохнули. Возчик рассмеялся, махнул рукой, и повозка потихоньку укатила в туман. В тумане далеко разносилось тихое рождественское ржание.

Любке пошел пешком. «Войду в город, как настоящий гость. Как вновь прибывший. Но так и есть! Приезжаю в надежде исполнения мечты. Быть может, исполнится и ее мечта? Ее… Но кто она?»

В порту туман, а в городе шел снег. «Какая же погода 2 2 Погода в городе бывает в каждом районе своя – и всегда радует. Она всегда кстати. Но никогда не бывает лето зимой или весна осенью. Поэтому многие животные, например лисички Орешагги, соблюдают времена года. Другие животные – ратмусы или паворимаги – всепогодны. будет за Дальними воротами? Ты сказала бы, что небо снегом ссыпается на землю. Нет, так сказал один знакомый, но ты согласишься. Не первый снег разлуки… С тобой? Но кто ты?» Снег был густой, легкий и очень шел к древним стенам. Крупные хлопья. Снег будто не падал – не пелена, не стена, а снежная взвесь. «Белый мир… фраза расхожая, но она для меня». Любке улыбнулся – снежинки метелицей поденок кружились у самого лица. «Пожалел о том, что не надел светлые брюки и светлое пальто. Вот бы все удивлялись. Вот бы и она удивилась…»

Он встал на площади башни Паксарг. «Ты смеешься? Действительно, полная и стеснительная, зимой укрывается снегом, весной зарастает плющом». Куда дальше? Ему хотелось пройтись по улице Осгой, иначе улице Прогульщиков, между старинным лазаретом Оливе и кварталом студенческих трактиров и клубов. Но он пересилил себя, пошел по Старой Морской, между двух крепостных стен, ставших стенами жилых домов. Стена из красного кирпича заросла девичьим виноградом, сейчас опавшим; другая, из серого камня, покрыта мхом. Перед перекрестком темнел вечнозеленым кустарником и остролистами маленький сквер. Среди темной зелени стояли снежный парусник и снежные бабы. «Снежные матросы? Они движутся! Дети катают на санках одну, словно наряженную в белую матросскую робу».