Михайло Власов - Хроники богов. Осознание

© Михайло Власов, 2022

ISBN 978-5-0056-8081-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тускло освещённые редкими чадящими факелами стены замка почти не наблюдали движения. Ни стражи, ни слуг, ни даже крыс, что иногда можно встретить в старинных замках. Мертвенно-бледный свет луны едва пробивался сквозь хмурые густые тучи и падал через яркое стекло витража на серый камень стен. Одинокий паук, тихо плетущий свою сеть, висел под потолком в этой, казалось, безграничной тишине. Наверное, он голодал, ибо в сетях его почти не было добычи.

Молния ударила в окно, и разноцветные брызги обрушились на пол, нарушая молчание замка. Холодный порыв ветра, словно сумасшедший мальчишка, пронёсся по коридору и распахнул дубовую дверь, что прятала от нас жизнь. Достаточно яркий свет озарил тусклый коридор и принёс звуки. Голоса, топот ног, звон металлической посуды и крик. Крик боли и мучений с перешёптываниями служанок взорвал тишину и уничтожил её.

Красивая молодая женщина со спутанными чёрными волосами пыталась родить дитя. Слёзы катились по раскрасневшимся щекам, и крик, жуткий крик, словно её пытали, вырывался из алых уст. Служанки, суетясь, бегали, выполняя приказания старой повитухи. Что-то шло не так. Старуха нервничала, шептала какие-то слова себе под нос. Женщина, а точнее графиня, жутко кричала, но малыш никак не появлялся.

Граф Вельгельмир фон Влас спешно ходил за дверями комнаты и курил крепкий табак. Шум в покоях графини становился сильнее и громче, а через миг всё стихло. Бабка-повитуха держала на руках малыша, перепачканного в крови. Его маленькое синюшное тело не двигалось, и он не кричал. Повитуха достала плаценту и стала сжимать её резкими движениями, тем самым вливая в безжизненное тельце кровь. И – о чудо! Малыш открыл глаза и закричал, а тело его, ещё мгновение назад мертвенно-синее, стало приобретать розовый оттенок.

Неизвестно откуда взявшаяся тень полностью скрыла луну, и, словно испугавшись чего-то, закричал ворон, сидевший в клетке. Бабка почувствовала мороз на коже и в страхе оглянулась, но ничего не увидев, попыталась успокоиться. Дрожь волной прокатилась по её телу, отчего кожа покрылась мурашками.

– Это мальчик, госпожа Тара, – прошептала повитуха, протягивая дитя графине.

Тара не издала ни единого звука. Слёзы просто катились по её щекам. Она протянула дрожащие руки, взяла своего сына у старухи и, улыбнувшись, умерла.

Бабка испугалась ещё больше и, начертав в воздухе обережный знак, подошла к кровати. Малыш больше не плакал, а его мать так и лежала с улыбкой на лице. Повитуха закрыла глаза почившей госпожи и взяла у неё из рук младенца. Серебряным ножом она перерезала пуповину, отмыла его и запеленала в белую ткань. Слуги поспешно распахнули огромные двустворчатые двери, и бабка вынесла белый комочек графу Вельгельмиру. Он резко остановился, положил курительную трубку на изящный столик и взял новорождённого сына на руки. Малыш пристально уставился своими чёрными, как сама ночь, глазёнками на отца. Граф улыбнулся и спросил:

– Как моя жена?

Повитуха покачала головой и приняла малыша из рук графа.

– Как вы его назовёте, господин?

– Темнозор фон Влас, сын Вельгельмира… Достойное имя… Найди ему кормилицу, старуха, не желаю, чтобы и он умер, – велел граф, и повитуха, согнувшись в поклоне, исчезла в тёмном коридоре. Дверь за ней бесшумно затворилась.

Граф сел на стул, набил себе трубку табаком и закурил. Вдох – и едкий густой дым наполнил лёгкие. Выдох. Постепенно приходило осознание, что её больше нет. Она покинула этот мир.

– Я не смогу смотреть на него, моя Тара. Это из-за него, из-за него ты ушла из нашего мира…

Слёзы тихо катились по щекам и падали на пол. Граф сполз со стула и привалился спиной к стене. Табак медленно тлел, наполняя лёгкие горьким смолистым дымом. С каждым вздохом становилось хоть немного, но легче. Вельгельмир докурил трубку и, поднявшись, пошёл в покои.

Тара лежала с закрытыми глазами, словно во сне. На её прекраснейшем лице всё ещё была улыбка. Вельгельмир подошёл ближе, накрыв её одеялом до плеч, а затем наклонился и поцеловал в лоб.

– Спи, любовь моя, спи… Я позабочусь о том, чтобы наш сын вырос ни в чём не нуждаясь…

Он сел рядом с ней на кресло и бережно взял её руку в свою. Слёз больше не было, как не было и её. На сердце легла ужаснейшая тоска, и грусть заполнила душу.

– Как мне теперь без тебя? – еле слышно произнёс граф, и перед его глазами стали всплывать воспоминания о былом.

Старый ворон хранил молчание и косил своим чёрным глазом на странную пару. Руки графини с каждым мгновением становились всё безжизненнее и холоднее, а глаза графа цвета холодной стали вдруг выцвели и стали словно весенний лёд под полуденным солнцем.

Утро уже близилось, и из-за мрачных туч показались первые лучи красного солнца. Смерть смешалась с жизнью, но это графа уже не заботило… Впрочем, как и Тару.

Толпа людей с шумом и криками пронеслась по улице. Чадящие факелы в их руках, скудно освещавшие мостовую и здания из природного нетёсаного серого камня, капали раскалённой смолой на крепкие мужские руки. Гнев, ярость, злость и страх, все эти ужаснейшие эмоции были словно вырезаны на их перекошенных лицах.

– Ищите, ищите его! Этот мелкий ублюдок не мог далеко убежать!

Голоса их срывались в страхе и заглушали друг друга. Глаза, выпученные, словно вот-вот лопнут, пристально осматривали всё вокруг. Тёмные улицы наполнял густой едкий дым от свежего пожарища. Словно бешеные псы, с пеной у рта и всклокоченными волосами, они кого-то искали. Но кого?..

Мальчик лет семи, с огненно-рыжими кучерявыми волосами до плеч, грязными и спутанными, и ярко-зелёными глазами, молча плакал в тени. Худенькое тельце с громадными синяками редко вздрагивало, но не было слышно ни единого звука.

«Я же не специально… Я же не хотел… ма… мама…»

Мысли, жалобные, словно скуление щенка, проносились в его голове. Да и как тут не скулить, если на его глазах забили палками и закидали камнями родную мать? А ведь она ничего не сделала и ни в чём не виновата, лишь только в том, что родила его, если это можно считать виной.

Тень на стене ожила и двинулась в сторону мальчика. Шум разъярённой толпы постепенно удалялся. Мальчик плакал и не заметил чудом ожившую тень.

– Мальчик мой… успокойся…

Голос звучал и словно исходил от самого мальчика, словно бы это были его мысли.

Рыжик вздрогнул и притих. Он робко осмотрелся по сторонам, но так ничего и не увидел. Ни единой живой души не было рядом. Шум толпы почти совсем стих, и рыжику хватило смелости и сил приподняться и сесть. После долгих слёз голос мальчика дрожал, и дрожащим голосом он обратился в пустую улицу: